Назира.
Толстяк опять завелся. Видит Лед, он может просто бесконечно нахваливать себя и ругать всех окружающих. Как бы мне хотелось сейчас Но нельзя. Ничего нельзя. Потому что меня нет. Как и всех девушек, которые живут в этом доме.
Истории тут у всех разные. Некоторые действительно подпали под скверну сами, изменив мужу или уступив своей первой юной любви. Но большинство все же, как и я пали жертвами тех, кто вручил свою грязную душу Локи. И я верю, что отец мой небесный Оден все знает и видит. И рассудит всех своим судом. Только надежда на это и удерживает меня ведь так легко раздобыть яду у старого Касима или снять шелковый шнур, на котором держатся подобия перегородок между нашими кроватями, и Но я знаю, что Верному запрещено отбирать у себя жизнь, которую дал ему Оден. Нельзя владеть тем, что не твое, а жизнь каждого из нас принадлежит Отцу нашему. И я буду терпеливо ждать. Ждать, пока перед взором Его не предстану я и Майсур, и увидит господин наш в наших сердцах все, что произошло на самом деле. И тогда обнимет меня Оден и упокоит, а Майсура низвергнет в обитель Локи на вечные муки!
Майсур это мой брат. Брат по отцу, а матери у нас с ним разные. Ближе к сорока годам мой отец смог накопить достаточно денег, чтобы обзавестись второй женой, выкупив себе девушку у кочевников, временами наведывающихся в ан-Нибадж на торги. Понятное дело, что и Давия, его первая жена, и ее дети невзлюбили бедуинку, а потом, когда на свет появилась я, щедро поделились своей ненавистью и со мной. Открыто действовать при отце они не могли, а потому лили свой яд исподтишка. Щипки, шлепки, разговоры громким шепотом о дикаряхкочевниках, которые хоть и делают вид, что верят в Одена, но втихую наверняка устраивают свои ритуалы, поклоняясь Локи и его джиннам. Но, по правде говоря, я привыкла к этому с самого детства, а потому просто старалась не обращать на них внимания, зная, что каждый рано или поздно получит по заслугам. Да и мать тихо жила своей жизнью, проводя все время в хлопотах по хозяйству и не пытаясь наладить отношения со старшей женой. Лишь иногда, когда придирки домашних было почти невозможно терпеть, она садилась на закате у окна, сажала меня на колени и, гладя по голове, рассказывала о великой пустыне, глядя на опускающийся за горизонт багровый диск солнца. Я любила ее рассказы. Один из них я запомнила почти слово в слово, и он до сих пор поддерживает меня в самые тяжелые и страшные мгновения.
«Жил когдато в стародавние времена в пустынном клане Джобайн юноша по имени Калаб, и вот, возлюбил он всем сердцем прекрасную девушку, что звали Бахира. Но беден был Калаб и не мог дать брачного выкупа родителям невесты, а между тем, сжигала его любовь изнутри все сильнее с каждым днем. И вот, однажды, решил он если нет мне больше покоя на белом свете и нет надежды получить когдалибо прекрасную Бахиру, то не стоит мне и жить. На рассвете собрался он в тайне от всех и без еды и воды отправился в пустыню на своем верном скакуне. Скакал он день, скакал второй, потому
как решил забраться настолько далеко внутрь песков, что никогда бы уже не смог возвратиться назад. Но на исходе второго дня его верный конь по имени Джавад, что был из колена Кохейлан Аджуа, вдруг по своей воле развернулся и, не слушая поводьев, понес Калаба назад. Тогда соскочил с него юноша и пошел дальше пешком в пустыню, чтобы умереть там. Так и шел он какоето время, пока не заметил, что Джавад вернулся и идет рядом с ним. Попытался Калаб прогнать благородного скакуна, чтобы не обрекать вместе с собой на смерть и его, но конь лишь отбегал подальше, а потом снова следовал по пятам своего хозяина. Так и брели они вместе по барханам, а концу третьего дня упал Калаб на песок, обессиленный голодом, жаждой и нестерпимо палящим солнцем. И тут же рядом с ним на песок лег и Джавад, готовясь умереть рядом с ним.
И тут стало стыдно юноше и понял он свое малодушие. Вместо того, чтобы как настоящий мужчина сразиться с судьбой и получить то, что ему нужно, решил он стать трусом, что губит не только свою жизнь, но и жизнь верного скакуна. И как только подумал он об этом, как поднялся на ноги Джамал и, схватив хозяина зубами за одежду, приподнял его, ставя на ноги. Понял Калаб, что пытается сказать ему конь, и из последних сил забрался в седло, после чего скакун повез его назад. Но когда приехали они на место последней стоянки, то увидели лишь брошенные шатры и мертвые тела за это время напали на них воины враждебного клана и убили всех мужчин, женщин же увели в рабство. День и ночь отдыхали юноша и конь, а после кинулись в погоню.
И вот, когда подъезжали они уже к шатрам врагов, послышались громкие крики и музыка это прекрасную Бахиру пытались силой выдать замуж за наиболее отличившегося при набеге воина. И заржал тогда Джавад и ворвался в свадебный шатер, разбивая копытами черепа врагов, Калаб же, спешившись, достал свою саблю и тоже вступил в бой. Когда же убили они пять десятков человек из бывших там, остальные, решив что их атакует целое племя, испугались и бежали в пустыню, бросив добычу. Тогда взял Калаб Бахиру за руку и объявил своей женой, она же с радостью поцеловала устами своими, прельщающими всех смертных, своего спасителя. И жил с тех пор Калаб долго и счастливо, и не одну еще жену взял за себя, род же его стал могуч и поныне слава о нем гремит среди пустынных воинов.»