Сорняки расступились, обнажая втопленный в землю черный металлический диск. Он был адски тяжелый, но я припрятала поблизости арматурину, чтобы поддевать его. Крышка со стуком упала в траву, и я заглянула в глубокий узкий лаз. Ржавые металлические перекладины, вделанные в цемент, вели вниз, в темноту.
Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии посторонних глаз, а потом начала спускаться по лестнице. Мне всегда было тревожно оставлять вход в туннель открытым, но крышка была слишком тяжелой, чтобы я могла поднять ее изнутри. Впрочем, вход был хорошо запрятан в высоких травах, и за все те годы, что я выбиралась из города, еще никто его не нашел.
Но мешкать все равно не стоило.
Спрыгнув на бетонный пол, я осмотрелась, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Засунув руку в карман куртки, я нащупала два своих главных сокровища зажигалку, до сих пор наполовину полную бензина, и карманный нож. Зажигалку я нашла во время своего прошлого путешествия по развалинам, а нож у меня был давно. Без этих сверхценных предметов я никуда не выходила.
Туннели под городом, как обычно, воняли. Старожилы, те, чье детство пришлось на времена до эпидемии, говорят, что когда-то все городские отходы не сливались из ведер в отхожие ямы, а текли по трубам под улицами. Если так и было, это однозначно объясняет запах. Примерно в футе от того места, где я стояла, лестница уходила в лениво текущую по туннелю черную жижу. Громадная крыса, почти с уличную кошку размером, прошмыгнула в сумраке, напомнив мне, зачем я здесь.
Бросив прощальный взгляд на дыру в небесах там до сих пор было светло и солнечно, я направилась в темноту. ***
Раньше люди думали, что бешеные рыскают под землей, в пещерах и заброшенных туннелях, спят там днем, а ночью выходят. Вообще-то и сейчас почти все так думают, но я ни разу не видела в туннеле бешеного. Даже спящего. Это, конечно, ничего не значит. Никто наверху никогда не видел человека-крота, но все слышали о больных, боящихся света людях, живущих под городом, готовых схватить тебя за ногу из ливневого стока, утащить к себе и сожрать. Я тоже никогда не видела человека-крота, но под городом сотни, может быть, тысячи туннелей, которые я никогда не обследовала и обследовать не собираюсь. Я спускаюсь в этот мрачный жуткий мир лишь затем, чтобы пробраться под Стеной и как можно скорее снова вынырнуть на свет.
К счастью, я знала этот отрезок туннеля, и он был не совсем темным. Солнце попадало в него сквозь ливневые стоки и решетки цветные полоски в мире сплошной серости. Кое-где царила абсолютная тьма, и мне приходилось включать зажигалку, но место было знакомое, и я знала, где иду, так что было не страшно.
Наконец, едва не ползя на животе, чтобы протиснуться, я выбралась из огромной бетонной трубы, выходившей в заросшую сорняками канаву. Иногда есть плюсы в том, чтобы быть тощей как жердь. Выжав из одежды гадкую теплую воду, я поднялась и огляделась.
Над рядами обветшалых крыш, за голой пустошью зоны поражения можно было видеть, как высится во всем своем зловещем, смертоносном величии Внешняя стена. С этой стороны она почему-то всегда смотрится странно. Солнце зависло между башнями центра, отбрасывая блики от их зеркальных стен. У меня было еще добрых два часа на поиски еды, но следовало поторопиться.
За зоной поражения серо-зеленым ковром, ожидая меня в тающем вечернем свете, расстилались остатки бывших пригородов. Выпрыгнув из канавы, я углубилась в руины мертвой цивилизации.
Искать еду на развалинах дело хитрое. Говорят, раньше люди ходили в большие магазины с длиннющими прилавками, полными еды, одежды и всевозможных вещей. Они были громадных размеров, и узнать их было легко по широченным парковкам. Но там сейчас делать нечего, потому что именно эти магазины обчистили в первую очередь, когда дела стали плохи. После эпидемии прошло почти шестьдесят
лет, и там остались лишь ободранные стены да пустые полки. Та же история с магазинами поменьше и заправками. Ничего не осталось. Я много часов угробила, обыскивая эти здания, и ни разу ничего не нашла, так что теперь не трачу на них время.
Но совсем другое дело обычные дома, ряды гниющих обветшалых жилых строений вдоль разбитых улиц. Потому что в своих вылазках я узнала о человеческой расе кое-что интересное мы любим делать запасы. Бережливость, паранойя, ожидание худшего называйте как хотите, но в домах были неплохие шансы обнаружить еду, припрятанную в подвалах или в глубине шкафов. Надо было лишь до нее докопаться.
По скрипучим половицам я зашла не то в пятый, не то в шестой подающий надежды дом двухэтажный, окруженный покосившимся проволочным забором и почти утонувший в плюще. Окна разбиты, крыльцо еле проглядывает из-под вьюнков и сорняков. Крыша и часть верхнего этажа обвалились, и сквозь гнилые балки пробивались блеклые лучи солнца. Густой воздух пропах плесенью, пылью и растениями, и дом, казалось, затаил дыхание, когда я вошла в него.
Сперва я обыскала кухню, обшарила шкафчики, открыла все ящики, даже проверила древний холодильник в углу. Ничего. Пара ржавых вилок, банка из-под консервов, разбитая кружка. Все это я уже видела. В одной спальне шкафы были пусты, комод перевернут, большое овальное зеркало разбито вдребезги. Сорванные с кровати простыни и одеяла валялись на полу, а на матрасе расплылось подозрительное темное пятно. Я не стала гадать, что тут произошло. О таком лучше не думать. Лучше пройти мимо.