Ночью просыпался от тишины такой плотной, что слышно, как трётся ткань под щекой. И внутри этой тишины, как в пустой трубе, ехало одно и то же.
[ЗАМЕТКА: ДОСТУП ОГРАНИЧЕН]Носитель: ЛИТ-17Событие: [КЛАССИФИЦИРОВАНО]Наблюдение: [ПРОДОЛЖИТЬ]
Видел вас на объекте у Литейного. Хорошо держитесь. Сроки по вам идут.
Сергей кивнул. В коридорном зеркале появилось лишнее плечо за его спиной. Остановился пусто. Пошёл снова есть. В стекле дверцы буфета на мгновение проступило чёрное пятно вместо лица. Кто-то попросил передать соль и пятна не стало.
Он попробовал избавиться. Лавка на Сенной узкий проход, запах старого лака и картонных коробок. Старьёвщик посмотрел на браслет издалека и не подошёл.
Убирайся, сказал. С такими не заходят.
Снять можно?
Вон, старик кивнул на дверь. Пока можешь ходить иди.
Сергей прикрыл рукавом запястье и вышел. Воздух пах мокрой резиной и дымащимся асфальтом. Город снова приглушил всё лишнее.
Дома он закрывал шторы. Сидел в темноте, открывал воду, чтобы заглушить. Шёпот звучал поверх. Он перестал спорить. Сидел и говорил вместе с ними, почти беззвучно:
Плати. Отдай. Плати.
Иногда ловил себя на том, что считает: ступени подъезда, плитки на кухне, секунды между каплями. Между «плати» и «верни» семь. Между «верни» и «отдай» девять. Снова семь. Снова девять. Ритм успокаивал и делал хуже.
Полгода пролетели ровно. В том же особняке он стоял ближе к центру, слушал нужные слова. Рукопожатия. Папки. Камеры. Браслет лежал на руке спокойно, но иногда будто по условному знаку давил в кожу. В вытянутом зеркале коридора тени стояли плечом к плечу, как на общей фотографии. Повернёшь голову пусто. Вернёшь взгляд снова здесь.
Ночью он включил воду и радио сразу. Шёпот всё равно просачивался. Он понял, что произносит это уже вслух. Встал, надел пальто и пошёл туда, где лестница ведёт вниз. Ноги знали дорогу лучше головы.
Железная дверь была приоткрыта. Холод шёл снизу ровный, не сквозняк.
Я заплачу, сказал он в темноту. Верну туда, откуда взял.
Ступени мягко пружинили песком. Внизу горела одна лампа, жёлтая, старая. Пахло мокрым кирпичом, железом и сырым деревом. На ухе двери висела капля казалось, она так и не падала с их первой встречи. Где-то глубже
текла вода, трубка глухо отзывалась стене.
Они уже стояли вдоль стен. Рядами у проходов. Без лица. Он сделал шаг и понял, что знает их. Лёха, который смеялся до кашля. Виктор с вечной чёрной полоской под ногтями. Мать без очков, со своей складкой у губ.
Плати, сказали они разом.
Он ощутил, как его рот произносит это вместе с ними. Хор подхватил его голос и поставил внутрь. Браслет на руке затянулся; кожу свело, как в холодной воде. Он попробовал дёрнуть застёжку не сдвинулась. Лента будто села глубже, в кожу, как в мягкую глину.
Плати. Сухой женский
Верни. Скрипучий мужской
Отдай. детский
Слова шли ровно, как капли. Он прислушался и понял, что совсем не слышит дождя. Ни шагов вверху, ни редкого гудка машины за аркой. Только дыхание и эти три слова, пока они не слились в одно.
Он сделал ещё шаг.
Хорошо, сказал он.
И Питер в этот миг выключил звук.
Утром дворник нашёл его внизу. Сказали: «Остановилось сердце». Дверь подвала прикрыли, прибили табличку «прохода нет», сетку подтянули новой стяжкой. Вода стекала вдоль ржавых полос, во дворе пахло мокрым известняком и кошачьим кормом.
В двор-колодец забежал мальчишка в синей куртке с деревянным мечом. Он бегал, дрался с воздухом, визжал, будто рубит дракона, потом остановился: в лужице у стены лежало тёмное узкое.
О, сказал он и поднял браслет.
Кожа была тёплой. Застёжка щёлкнула легко, будто знала дорогу. Шерстяные перчатки намокли сразу, пахли мокрой овчиной. На миг ему показалось, что капли стали слышнее, чем раньше, а сердце громче. Он оглянулся двор пуст. За сеткой что-то шевельнулось и застыло, как кошка перед рывком.
Красивый, сказал мальчик и побежал дальше.
Город приглушил всё лишнее. И где-то очень глубоко прозвучало одно слово не голосом:
Плати.
[ЗАКРЫТАЯ СВОДКА | Канцелярия]Объект: ЛИТ-17Носитель: [СМЕНЁН]Цикл: [НЕ РАЗОРВАН]Наблюдение: [ПРОДОЛЖИТЬ]