Чтобы не было лишних мыслей, пояснил я.
Я знаю, поспешно согласилась Оленька.
Через пять минут она была совершенно пьяна и смеялась чистым, детским смехом. Глядя на нее, я тоже рассмеялся.
Как жалко, что ты женат! воскликнула она.
Я иногда тоже так думаю, признался я. Мы с женой не понимаем друг друга.
Это звучало весьма приблизительно, но она очень обрадовалась.
Поверь мне, я это постоянно чувствовала!.. Она тебя не устраивает? Да?
Может быть, я ее не устраиваю Ты?!
Почему нет? Мало ли найдется причин. Например, мое раннее облысение. Обидно оплешиветь в двадцать пять лет. Знаешь, чем только я не натирал голову, какой только дрянью не пробовал, ничего не помогает! Не хотят расти, и все тут!.. А ей, я полагаю, не по душе плешивые
Да разве это плешивость?! воскликнула Оленька. Это же ум, ум! Это просто умный лоб!.. О, милый, милый! забормотала она, падая передо мной на колени. Я хочу быть тебе интересной! Она наклонилась ко мне.
Пока она делала то, что «мужчины любят больше всего», я смотрел на свои джинсы. Их подарил мне Игорь Евгеньевич, поносив совсем немного, они только чуть-чуть потерлись на швах, а тесть, оказалось, не признавал потертостей; они были слегка велики, но зато зимой под них можно было надевать кальсоны
Оленька без сил откинулась назад, на ковер, потом попыталась подняться, но не смогла, только лепетала что-то об искусстве любви. Она была очень пьяна. Я поднял ее и усадил на кровать. Она требовала, чтобы мы еще выпили. Она расколотила бокал, я собрал осколки и не заметил, как порезал палец. Потом я увидел кровь и стал перевязывать палец носовым платком. Оленька бормотала что-то о позах и одновременно о том, как она несчастна. Я с удивлением увидел, что она плачет, и принялся ее успокаивать. Не нужно было ей столько пить.
Пока она не отключилась окончательно, я помог ей раздеться и заботливо уложил в постель. В этот момент я услышал, что стучат в дверь, и увидел, что дверь начала медленно отворяться. Сообразив, в чем дело, я успел вскочить и переставить на магнитофоне закончившуюся кассету. Музыка заиграла вновь, и дверь тут же захлопнулась.
Потом я поспешно одевался в коридоре. Оленькины родители так же осторожно высовывались и смотрели. По возможности трезвым голосом я сказал «До свидания» и вышел. Музыка все играла.
Я ехал к Сэшеа. Я вез пакет с оставшимися двумя бутылками. Народу в метро было полным-полно. Затертый в конец вагона, я некоторое время бессмысленно глазел на свое отражение в темном
стекле, но потом вздрогнул и посмотрел через торцевое окно в соседний вагон.
В соседнем вагоне ехал Ком. Наши взгляды встретились, но его темно-карие, почти черные глаза смотрели совершенно безразлично так, словно он меня не узнал. Я разозлился и показал ему язык, но он, идол, даже не изменил выражения лица, даже не моргнул Зато какая-то бабка, стоявшая рядом с ним и решившая, что мой высунутый язык относится к ней, прямо-таки вскипела.
Смутившись, я отвернулся, а когда снова заглянул в соседний вагон, го увидел, что Ком исчез, и только бабка, здорово разъярившись, что-то вопила, даже носик покраснел, и указывала на меня другим пассажирам. Мне самому пришлось скрываться Что касается Кома, то я не знал, что и думал, о его выходках.
Я приехал к Сэшеа, чтобы как и обещал помочь с переездом, но сразу понял, что меня здесь совсем не ждали и никаким переездом не пахло. Хозяева собирались ужинать. Мирно-дружно. Лена, перемешивающая на сковороде жаркое, приветливо мне улыбнулась. Сэшеа встретил меня одетый по-домашнему в заношенных тренировочных брючках и майке. По телевизору транслировали Кубок СССР по футболу. Никаких признаков раздела имущества
«Успели помириться», подумал я с облегчением и крепко пожал Сэшеа руку, сразу позабыв обо всем, что он натрепал мне на работе. Его улыбка, правда, показалась мне какой-то настороженной, но я не стал задумываться над этим. Меня пригласили отужинать.
Да! воскликнул я, спохватившись. Ты знаешь, кого я сегодня встретил? Я встретил Кома! Ты помнишь его?
Что же мне его не помнить, рассеянно сказал Сэшеа. Еще ходили слухи, что он пошел служить в Афганистан.
Верно!
Такой оказался со странностями человек
Еще с какими странностями! согласился я и рассказал, как Ком от меня бегал. Не понимаю, в чем тут дело?!
Это можно объяснить, вмешалась Лена. Просто ваш товарищ стесняется вас. Стесняется с вами встречаться, потому что так глупо потрать эти годы.
Очень может быть, кивнул я. Он ведь все это время ни как не давал о себе знать, не писал, не звонил Бедняга, ему действительно нельзя позавидовать. Все наши окончили институт, работают, переженились А ему теперь все начинать сначала!.. Когда он ушел? В семьдесят восьмом Да, мы обогнали его больше, чем на три года.
Да, с неожиданной желчью отозвался Сэшеа, «обогнали»!..
А разве нет? удивился я.
Воспоминание об институтских временах настроило меня на лирическую волну.
Между прочим, я отлично помню последний день, когда я видел Кома, сказал я. Это было в зимнюю сессию. Помню, я сидел в пустой аудитории, ждал преподавателя (был такой Михал Михалыч Собакин!), чтобы в седьмой или восьмой раз попытаться сдать зачет. День зимний, солнечный, в аудитории тихо, настроение гнусное, и вдруг в дверях в стойке на руках появляется Ком! На руках же проходит через всю аудиторию, а потом еще и сальто-мортале делает! Он, оказывается, тоже этот зачет не сдал. Часа два мы этого нашего Собакина ждали, и все это время Ком демонстрировал мне различные гимнастические штуки Потом пришел Собакин, некоторое время наблюдал за Комом и, поставив нам по трояку, удалился А на следующий день Ком почему-то забрал документы