Я зарезервировал отдельный кабинет на втором этаже.
Они пересекли обеденный зал, где суетились половые, разносившие корюшку во фритюре, жареную картошку и кувшины белого вина, поднялись на один лестничный пролет, отыскали кабинет в дальнем конце коридора и, устроившись за столиком лицом к лицу, уставились друг на друга.
У владельца клетчатой мелоны была румяная физиономия с набрякшими веками и красными прожилками, кудрявые волосы и седоватые бакенбарды он походил на раскормленного пуделя.
«Вот уж не зря пузана наградили погонялом Барбос», хмыкнул про себя стройный, который мог похвастаться орлиным носом и светлыми усиками, воинственно подкрученными вверх. В его повадке было что-то кошачье, и он определенно обладал природным обаянием, которое наверняка обеспечивало ему успех у женщин. С лица этого человека не сходило полунасмешливое-полуснисходительное выражение, так что казалось, он если не сейчас, то в следующий миг рассмеется. Впрочем, в отличие от пухлого компаньона, у него и не было причин для уныния.
Надо бы свистнуть официантишке я спешу, проворчал Барбос, раздавив каблуком окурок сигары.
Не суетитесь, уважаемый. Я тут завсегдатай, сейчас нас обслужат по высшему разряду. А пока выкладывайте, что за дело у вас ко мне.
Халтура не бей лежачего. За всё про всё две сотни.
Что именно требуется? подобрался блондин.
Свинтить портсигары.
А вы не заливаете, уважаемый? Две сотни за какие-то портсигары?
Они из янтаря. Хочешь упустить выгоду, Даглан?
Сколько портсигаров вам нужно?
Штук пятьдесят. Прихватишь больше тащи, не пропадут.
Где взять барахлишко?
Ювелирный магазин Бридуара на пересечении улиц Пэ и Дону. Если загребешь там еще какого фуфла не сливай сразу, потерпи.
Дверь открылась, и вошли двое половых. У одного на подносе красовалась жареная индюшка, у второго в тесноте да не в обиде соседствовали бокалы, тарелки, бутылка мюскаде и салатница с жареной картошкой. Как только все было стремительно расставлено на столе, птица разделана, а вино разлито по бокалам, гарсоны испарились.
Угощайтесь, уважаемый.
Барбос присвистнул:
Однако! Покачав головой, он вонзил вилку в индюшачью ногу и хмыкнул: Ежели ты, шельмец, так швыряешься деньгами, неудивительно, что у тебя в карманах частенько ветер гуляет, как говорят.
О, наконец-то я вижу улыбку! Но должен признаться, эта индюшка мне ничего не стоила. Все проделано силой мысли тут со мной никто не сравнится!
В активе Фредерика Даглана действительно были навыки и дарования, каковых с избытком хватило бы на десяток отборных мошенников. В свое время он специализировался на подлоге изделий из серебра, затем прошел курсы повышения квалификации у собирателя пожертвований, отличался наблюдательностью, владел методой поиска сведений и был наделен затейливым воображением. Кроме того, Даглан на зубок знал уголовный кодекс и превзошел науку шифров, чем обеспечил своим посланиям полную конфиденциальность и оградил себя от любопытных читателей на случай перехвата.
Стало быть, эта индюшка досталась тебе даром? Ну-ка, ну-ка, поделись, такие байки меня забавляют, пробубнил Барбос, заталкивая в рот изрядный кусок поджаристой индюшачьей шкурки.
Итак, вчера, охотно начал рассказ Даглан, околачиваюсь я во Дворце Правосудия у меня была забита стрелка с корешком. Торчу, значит, там, и вдруг появляется кто бы вы думали? Сам главный судья Ламастр, ну тот жирняга, который судейским молотком
орудует что твой плотник и любого ни за грош доведет до каторги. И что же он бухтит своему собрату? «Вот незадача, часы дома забыл! А ведь это неудобственно не знать точного времени на заседании. Присяжным только дай волю до ночи шушукаться будут». Как говорится, имеющий уши да услышит! А я, надо сказать, с господами магистратами не один день знаком, так что и адресок любого из них раздобыть не закавыка. Короче, я сваливаю и, разжившись по дороге роскошной жирной индюшкой за пару денье, звоню в дверь обиталища дражайшего судьи Ламастра
Хитрая бестия! фыркнул Барбос, опрокидывая в глотку бокал вина.
Открывает мне его холуй, а я холую излагаю: «Господин главный судья Ламастр изволили приобрести по дороге в суд эту восхитительную индюшку и велели сюда доставить желают завтра отведать ее с трюфелями на обед. И еще его превосходительство по забывчивости оставили дома свой хронометр, так просили им в суд принести и вознаграждение мне за это посулили». Оцените, уважаемый, тот факт, что я продемонстрировал безупречные манеры!
Я оценил тот факт, что ты конченый прохвост.
Короче, холуй помчался к хозяйке. Мадам Ламастр индюшку приняла, вручила мне мужнины часы без опаски и пятьдесят сантимов на чай. Вот и все вознаграждение. Ну не жмоты эти судейские, а?
И что ты сделал с часами, негодник?
Немедленно загнал! Выручил, правда, всего сорок франков, хотя они стоят не меньше тысячи. Но времена нынче тяжелые, уважаемый, скупщики совсем стыд потеряли, дурят нашего брата трудягу только так.
А с индюшкой-то что?
О! На выручку чудо-птице я сегодня спозаранку отрядил своего корешка. Она, бедняжка, к тому времени была насажена на вертел, жарилась на медленном огне и уже обретала тот волшебный золотистый оттенок, каковой столь приятен взору всякого гурмана. «Мадам! возопил мой корешок, явившись к супруге месье Ламастра. Его превосходительство главный судья прислал меня за индюшкой, потому как вор, укравший его часы, пойман и суду нужны улики». Довод сей показался мадам Ламастр настолько убедительным, что она тотчас сняла птичку с вертела и доверила ее заботам моего корешка. А тот без промедления слинял с добычей, ибо негоже заставлять судей ждать. Ну, так как вам моя индюшка?