Я не чурбан, юлил он, но я слишком...
Перестань, перебила его Астория, практически нападая: Ты не любишь меня? слетело её высокомерие, остался лишь страх. И он зиял незримой дырою.
Что за вопрос? Нотт даже палочку уронил. Она стукнула о мостовую и откатилась назад.
Вполне человеческий, Астория не давала отвести взгляд. Она мягко коснулась его прохладной щеки. Я знаю, ты не солжёшь, когда нельзя лгать. Такое я не прощу. Никто не простит.
Я не буду тебе отвечать, упрямился он, отводя пытливую руку.
Скажи, что не любишь меня! ходя по самому краю, диктовала Астория. Было что-то в упрямстве Тео... знакомое, а в его любимом лице жестокое. Печально-пугливое. Скажи.
Нет, в каком-то нелепом порыве выпалил Нотт и спохватился: Так нельзя!.. требовать откровений.
Он так давно запрещал себе правду, что, казалось, смирился с ней.
Знаешь что, Теодор... Детоед покалечил лишь твоё тело, черствела Астория, отступая, остальное ты сделал сам, она шагнула к дому и отмахнулась почти разбитой: Завтра твой Малфой будет свободен. А теперь уходи.
Астория... её боль читалась в каждом движении.
Уходи, непримиримо и громко заявила она. Оставь мне хотя бы гордость.
Астория, я же не сказал... Нотт схватил её тёплой рукою, терзаясь законной виной.
Поверить порою страшно... но ещё страшней потерять.
Разве? взрываясь, Астория вырвалась. А что ты сказал? Что я избалованная гусыня? скалилась она, задетая до дерзких глубин. А ты упёртый, мстительный, бесчувственный гад!
Горгона, привычно и ровно.
Индюк!
Продуманная змея.
Бездарный тюлень! она швырнула в него пузырьком. Просто вспылила. Но не могла ничего изменить.
Флакон ударился о грудь Нотта, упал и разбился о гладкие камни. Зелье растеклось, заискрило, пошло извилистыми парами и разлило свой аромат подобно цветущему саду.
И без того раскалённые чувства заволокло полупьяным туманом, Нотта качнуло:
Большей занозы я в жизни не видел, он будто забыл про подлую ногу и опёрся ею во весь свой рост. Осколки стекла затрещали. Зачем ты... ты разбила флакон?
Захотела,
Астория махнула рукой, и: Я непростительно долго тебя терпела.
Я тоже, Тео сгрёб её беспутным юнцом, пока в него не полетело заклятье. Он терялся в хмельных парах, но не Амортенция довлела в крови, а нереальность их близости и влажного взгляда. Ты не можешь меня любить, очень ласково. Очень нежно. Сдерживая дикий порыв.
Да, наверное, она спасала себя, потому что Нотт уже склонялся к гневным губам, а душа ещё дико болела. Не могу. И не буду, аромат его кожи почти сбивал с ног.
Но послушай... Тео знал этот тон: обиженно-лживый.
Ты извёл меня, ты измучил, она упиралась в покатые плечи, сражая своей правотой.
Я твой, дурочка, твой, напомнил он страстно и рвано. А ты невозможна...
Тео поцеловал её потому что иначе не смог. Астория всегда была невозможной, но теперь стала безупречно-живой когда обрушилась на него щемящей до срыва болью. Губы жались... терялись в жадных касаниях и беззвучно внушали только одно: они держались вдали нестерпимо долго. Все обиды растаяли в горячем дыхании, оголяя два сердца, и оба забылись в своём желании быть ближе, чем велит безудержность губ.
И быть дальше от неуютного сада.
Лирохвост затянул соловьиную трель и вмешался странно-настойчиво:
Нотт идиот!..
Астория лишь на миг оторвалась от его губ:
Я убью эту птицу, и Тео услышал наконец продолжение из клюва пернатой отступницы:
Нотт идиот, но я люблю его.
* * *
Гермиона проснулась, расслабленно сознавая, что ночь с Драко не самый разумный поступок. Но то, что он делал, что шептал, что, не стесняясь, выводил на её коже, вряд ли отдавало меньшим безумием. И банальным сексом это тоже не отдавало, зато чувствами...
...через край.
Все откровенья о клятве, о браке, о семействе Гринграссов потерялись за негою пробуждения и там бы они и остались, если бы память не отыскала их тень среди проблесков счастья.
Гермиона провела рукой по кровати, едва встрепенулась и услышала тихое:
Доброе утро. Открыла глаза.
Полуодетым в мятых штанах, Драко сидел на краю постели, смотрел на соню, непривычно родной, и вдруг вскочил, выставив руки:
Эй, стой!.. Не надо, стой!
Гермиона обернулась и успела заметить движение палочки:
Петрификус Тоталус!
Знакомые чары накрыли её с головой.
________________________________________
* Иммобилюс Дуо более мощный вариант Иммобилюса по аналогии с Остолбеней Дуо и Остолбеней Триа.
От автора: Лирохвосты, или птицы-лиры весьма интересные птицы. Они примечательны тем, что имеют превосходную способность копировать звуки окружающей среды: пение других птиц, щелчок фотокамеры, рёв сигнализации, бензопилы и многое другое.
И ещё: Барнум и Бейли владельцы цирка, знаменитого своим шоу уродцев, но в тексте фанфика меня слово "уродцев" коробило. А в контексте развлечения на потеху зрителям оно меня более чем коробит.
Глава 7. Не всё, что вздумано хитро, и прочно, и добро
Палочка Гермионы.
Которая и раньше не отличалась миролюбием.
И которую хитрый индюк стащил!
Не видишь? Колдую, не мучась раскаянием, заявил великорослый соперник, качнув в воздухе её деревянным концом. Чары невидимости с него спали, а самодовольство нет. Я знал, что это случится, опершись на камин, он вздохнул, обнажив переживания полной грудью: Некоторые вещи никогда не меняются.