Г. А. Вселюбский вспоминал также о рафинированной речи Е. В. Гембицкого.
«Не пропускалась никакая неточность или небрежность. На корню обрубались сомнительные стилистические обороты, неологизмы и вульгаризмы. Не кубики, а миллилитры, не 5 грамм, а 5 граммов. Отсекались неясные междометия и наивные фразы типа По правде говоря. Говорить правду надо всегда!»
«Когда я впервые связался с Евгением Владиславовичем по телефону и обратился к нему: Товарищ генерал-лейтенант!, он сразу же предложил называть его по имени и отчеству и назначил точное время встречи: через день, в 9 часов 17 минут. Подойдя к кабинету Главного терапевта МО СССР за 15 минут до назначенного срока, я наблюдал, как много приходило и уходило из кабинета посетителей, сотрудников кафедры и госпиталя. Ровно в 9 часов 17 минут открылась дверь и Е. В. вышел, пожал мне руку и пригласил для беседы.
Е. В. был очень ответственным человеком. Я не могу вспомнить ни единого случая его опоздания на занятия. В последние годы он добирался до кафедры на общественном транспорте и всегда приезжал заранее, чтобы вовремя войти в класс».
Воспоминания. 2003.
С. 3345; 6567; 7375; 78
Из рассказов врача и писателя В. Л. Найдина (19382010)
«Александр Иванович говорит :
Чудеса в решете! Теперь давай в Минздрав, толкай бумагу, дальше я помогу. Только условие: лабораторией заведовать будешь ты. Но евреев других к себе не бери, партийцы не пропустят.
А армян можно? (у меня на примете Володя Бежанов был).
Еще хуже, ни в коем случае! Они хитрецы. Надуют тебя.
Шутил, конечно».
Найдин, 2005. С. 173
Там же. С. 187
Как-то раз, пишет В. Л. Найдин, позвонила мне на работу женщина. Маленький сынишка, годика два, глотнул тормозной жидкости, неосторожно оставленной. Привезли в Морозовскую детскую больницу, хотят промывать.
Доктор, помогите, что делать?
Я не по этой части, не знаю, дайте посоветоваться.
А консультанта по отравлениям у вас нету?
Консультанта? Пожалуй, есть! Перезвоните через 5 минут!
Владимир Львович вспомнил про дядю Мишу и помчался к лифту.
Миша, если ребенок глотнул тормозную жидкость, что надо делать?
Тормозуху? Какую, автомобильную или авиационную? Авиационную это плохо, совсем плохо!
Нет, автомобильную!
Ну, тогда не страшно: сначала вырвет, потом понос, а как продрищется сразу заснет. Спать будет долго, мешать не надо. Встанет здоровеньким.
А домой забрать из больницы можно?
Нужно.
В. Л. так в точности мамаше и пересказал. Она ответила, что ребенок успокоился, только животик
синдром травмы головы. Он и стал сутяжничать. Некоторые окружающие трактовали это так: Вот, в нем проснулась истина. Да никакая не истина! Болезнь. И когда он потребовал вернуть какие-то деньги из Ленинской премии (а он получил ее поровну с Лифшицем), то это было настолько дико, что все были просто подавлены. Это был не их Ландау».
Однако Кора отвечала всем требованиям Льва Давидовича. Была его идеалом. Он же был с легким приветом в этом плане. Жена должна быть блондинкой, очень красивой, и полной дурой. Вот, посмотрите на Конкордию Терентьевну, он говорил. Почему Терентьевну, она же Тихоновна? Нет, она Терентьевна. Но она себе придумала Тихоновну, потому что она дура. Она слушала, смеялась».
Комментарий Б. Г.
Странное заявление. И не потому, что судак крупный хищник, и, значит, безвреден он уже на столе. А потому, что машину, по словам самого Ландау, кажется, вел Судаков. Это уже намек на, возможно, другую версию автокатастрофы. В книге:
Б. С. Горобец, «Круг Ландау. Физика войны и мира» (2008, см. с. 198) подробно разбирается, со слов современников тех событий, версия, по которой машину в момент столкновения вела Вера Судакова, любовница Ландау, жена его аспиранта. Но к приезду милиции ее муж В. В. Судаков взял на себя вину за аварию. Этот сюжет был затем использован в кинофильме Э. Рязанова «Вокзал для двоих».
Как-то он сказал:
У меня большие неприятности, Владимир Львович. Мне надо в партию вступать, потому что Хрущев, Микоян, все столько для меня сделали. Придется вступать. Это так неприятно, но вступать надо.
Лев Давыдович, вы поправитесь, тогда и вступите.
Нет, надо вступать непременно сейчас.
И вот в течение недель двух он сообщал всем приходящим, что у него неприятности: надо вступать в партию. Все понимали, что он еще неадекватен; Потом, наконец, в какой-то день я пришел рано утром к нему. Мы с ним позанимались, он и говорит: