Ни до куска не дотронусь. Да, ты упоминал, ведь, что он остановился у Нутльбюри. Так, помнится? Я тотчас схожу и живо вернусь к завтраку.
С этими словами он вышел, а я стал одеваться, и, для возбуждения аппетита перед завтраком, предался грустным размышлениям, что, быть может, завтрак этот будет для меня последним Кажется, даже, я отчасти пожалел, что передал дело в руки такого энергичного приятеля.
Довольно таки прождав Дьюскапа, я принялся, наконец, за закуску один. Уж перед концом завтрака голова его мелькнула мимо окна и он торопливо вошел в комнату.
Ну, вот, проговорил ревностный друг, садясь за стол и сильно напирая на закуску, мы теперь у самой развязки.
To есть, что ж ты хочешь этим сказать? спросил я.
А то хочу сказать, что противная сторона уклоняется от всяких извинений и, стало быть, противная сторона должна лечь на месте.
Но я послушай, но такое дело мне было бы не совсем приятно.
Неприятно! Такое дело?.. Позвольте спросить, мистер Шребсол, что вы под этим разумеете?
Думаю, что Да неужели, в самом деле, из этого нет другого исхода. Неужели нельзя
Постой, погоди, погоди, проговорил приятель, с суровым видом, перестав вдруг есть, все дело ты передал в мои руки; следовательно, я обязан, да, говорю, обязан, довести его до конца. Как ни прискорбно мне быть в нем замешанным (а мне казалось, в душе, он ликовал); но, раз в него впутавшись, я должен его и покончить. Так садись же и пиши формальный вызов, а я принимаю на себя передать его, куда следует.
Дьюскап имел всегда на меня чертовски сильное влияние. Слова его были полны неотразимой логики и силы. Так и теперь, в дальнейших руководящих советах, но отношению к предстоящему делу, о том, например, что надлежало тут говорить или что делать и прочесть обнаружил такие громадные сведения, что я не мог утерпеть, чтобы не спросить его, не разыграл ли он когда-нибудь и сам моей роли в таком же деле.
Нет еще, не приходилось отвечал Дьюскап, но полагаю, что у меня больше призвания для второстепенных ролей. Право, я всегда чувствовал, что был в своей стихии, когда входил посредником в делах чести.
Думаю, ты был бы в восторге, если бы сам стал на моем месте, проговорил я почти со злобой. Мне было нестерпимо тошно от его слишком неуместной живости.
О, это решительно все равно в этом деле я принимаю такой горячий интерес, что как бы совершенно отожествляюсь с тобой, мой милый, и чувствую, тут я будто сам главный деятель.
И у тебя, стало быть, тоже больно щемит под ложечкой, подумал я, но из скромности не передал своей мысли.
Кстати, заметил Дьюскап, кладя в карман мой вызов и сбираясь идти, я забыл сказать, что на место явятся еще двое, а может быть и трое из общих наших приятелей.
Двое приятелей? повторил я с досадой, Это что еще за новости?
Да, придут Крипс и Фовлер, а может быть и Киршо, если только успеет отделаться. Вчера вечером мы долго толковали о твоем деле и все им страшно заинтересованы. Да, Оливер, я предчувствовал, что роковая встреча неизбежна, как не меньше предчувствую,
что в ней, в конце концов, запахнет кровью.
Как же я клял себя, что доверился такому, не в меру рьяному блюстителю законов чести. Когда он, гордо задрав голову, выходил от меня со злополучным вызовом в кармане, казалось, человек этот положительно жаждал крови. Ну, а те, другие, придут для того только, чтобы посмотреть, как один другого уложит на месте. Да, одно лишь это и толкает их идти. Я был уверен, что, если бы, по какому-нибудь особенно счастливому случаю, дело обошлось без крови, эти благоприятели вернулись бы домой с досадой на неудавшийся спектакль.
Нить моих размышлений неожиданно была порвана появлением за окном каких-то трех личностей. И что же оказалось; Это были именно те самые джентльмены, вкус которых ко всяким возбуждениям я перед тем лишь подвергал беспощадной критике. Да, это были Крипс, Фовлер и Киршо, бесстыдно скалившие зубы и выделывавшие мне из-за окна вовсе неуместные жестикуляции. Один из них, Крипс, помнится, принял, как казалось ему, очень эффектную позу дуэлиста, с левой рукой назади, а с правой, поднятой так, как будто он хотел выпалить из пистолета.
Вскоре с шумом и смехом вошли они в комнату. Тут последовал ряд глупейших выходок и вполне неуместных шуток, тогда как мне вовсе было не до смеха. Каждый из них начал по своему истолковывать мою наружность; спрашивали, не забыл ли я о духовной; наконец глупо требовали, чтобы я, на случай рокового исхода, наделил каждого чем-нибудь, на память о безвременно погибшем друге. Но когда, при дальнейших расспросах, я принужден был признаться, что Дьюскап в это время, находился уже при исполнении миссии, и скоро вернется с ответом, приятели, раскрыв в изумлении рты и выпучив глаза, долго смотрели на меня, не говоря пи слова и лишь искоса меняясь взглядами. Наконец, который-то из них, дурак Кирпс, помнится, с чуть сдержанным смехом проговорил:
Да, это штука! Но, послушай, скажи по-дружески, это очень любопытно знать, как ты себя теперь чувствуешь?
Плохое было мне облегчение, когда и Дьюскап наконец, вернулся. Он принес неуспокоительную весть, что вызов принят и что дуэль имеет быть в восемь часов следующего утра.