Ну, сэр, что же низшие?
А вот что, сэр: чем меньше они пытаются смешивать себя с высшими, употребляя в разговоре о них «мы», тем будет лучше для тех и других.
Говоря это, я чувствовал, что меня всего охватило жаром.
Вы, сэр, толкуете о том, чего не смыслите, проговорил таможенный, с надменной усмешкой. Все мы на одном и том же судне. Скажите на милость, неужели вы никогда не употребляете слова «мы», говоря о лавке вашего хозяина?
О лавке хозяина?!
Ах, извините Разве вы уж больше не писарь в меловой лавке?
Послушайте, сэр, вскричал я, теряя, наконец, всякое самообладание, я не из таких, чтоб выносить наглости всякого дозорного в таможне
Дозорного в таможне?!! медленно повторил Хуффель, приподнимаясь со стула.
Ну, да, дозорного!
Но тут, в семье, сидевшей до тех пор безмолвно и неподвижно, началась страшная сумятица; поднялся крик и визг, и все, не исключая и Мери, все набросились на меня, доказывая и утверждая, что ссору затеял я и затеял с умыслом, что, между нами сказать, была сущая правда. Эта довольно оживленная сцена кончилась тем, что достойный родитель, совсем не в деликатных выражениях, попросил меня убираться вон.
Да, после этого, мне тут больше и делать нечего, с достоинством проговорил я, взявшись за шляпу. Но если мистер Хуффель вообразил, что ссора тем и покончилась, то он немножко ошибется. Что же касается до вас, веролом Но прежде, чем успел я договорить слово, как почувствовал, что родительская длань схватила меня за ворот, и затем, я быстро очутился в коридоре, слыша, как вслед за мной торопливо запирали дверь. Не оставаясь долее в этом позорном положении, взбешенный, вылетел я на улицу и, чрез полчаса, сидел уже в магазине, за своим бюро, и писал Дьюскапу записку.
Дьюскап был один из лучших моих друзей. Он, как и я же, занимался по меховой части и был честный, прямой, славный малый; тверд, как латунь и особенно щекотлив, когда дело касалось чести. Этому то другу, в ярких красках, изобразил я случай, прося его совета, и прибавил, в заключение (но, право, так только, собственно ради полноты эффекта), что удержался от вызова мерзавца на дуэль единственно лишь но неимению пистолетов.
Весь следующий день провел я один, раздумывая о том, каков будет ответ Дьюскапа. День выпал дождливый и мне довольно было времени негодовать на свое позорное изгнание из веселого жилища Нутльбюри и предаваться горчайшей мысли, что соперник мой находился в несравненно более выгодном положении, чем я одинокий, изгнанный, стоящий приплюснув нос к оконному стеклу и созерцающий, как с крыши лила в кадку дождевая вода.
Нет надобности говорить, что лег я рано и почти всю ночь не мог заснуть. К утру, однако ж, сон одолел, и, наконец, я забылся в тревожных, тяжелых грезах. Разбудил меня страшный стук в дверь и голос, казавшийся мне знакомым.
Эй, Шребсол! Оливер! Отопри! Да вставай же, что за соня такой.
Да, это был голос Дьюскапа. Я вскочил с кровати, отпер дверь и снова прыгнул в постель.
Войдя, приятель мой поставил у двери маленький ковровый мешок и, удерживая под мышкой продолговатый, черного дерева ящик, подошел к кровати.
Какого черта ты делаешь, лежа до такой поздней поры? пробасил Дьюскап, уставясь на меня и протягивая руку.
Да вей ночь заснуть не мог, и лишь на заре только А ты сам-то как это явился? Признаюсь, ни как не ожидал.
Да вышло свободное время. Притом же, тут и расписывать нечего, когда требуется объясниться начистоту. Ну, так как же нам повести это дело?
Не спрашивай! проговорил я со стоном. Ах, если бы ты только знал Ты не знаешь, как пламенно любил я ее!
Погоди: она еще будет твоей. Все это берусь
я за тебя устроить, проговорил с совершенной уверенностью Дьюскап.
Что же ты намерен делать? не без замешательства спросил я.
Что делать? Вот вопрос! Конечно, тут только один выход.
И он потряс своим ящиком, издавшим довольно странный звук: точно в нем заключались металлические пилюли.
Что ж такое в этом ящике? спросил я снова.
Что? Конечно, пистолеты. И право, для меня было бы почти удовольствием, если бы которым-нибудь из них тебя подшибли порядком.
Сэр!.. горячо вскричал я, приподнявшись на постели.
Да не ты ли вопил, что тебе не на чем драться? Ну, вот тебе и оружие. Эти пистолеты одолжил мне знакомый оружейник.
Черт бы тебя взял, подумал я: поторопился уж очень; слишком проворен. Так ты думаешь, прибавил я вслух, что другого выхода тут и быть не может?
Есть: извинение, сказал Дьюскап, вынув из ящика один из пистолетов и пощелкивая замком, с дулом, уставленным прямо мне в лоб. Изменить дело может только полное извинение одной из сторон. Что же? Пиши извинение.
А если другая сторона откажется принять его?
Ну, тогда мы угостим таможенного пулькой, отрезал Дьюскап, прицеливаясь в портрет маркиза Гранби, висевший над камином.
А если таможенный влепит в меня?.. вдруг подумалось мне, однако ж я не высказал этой мысли.
Так где же его обрести? спросил Дьюскап, надевая шляпу. В таких случаях не нужно терять минуты.
Да подожди же, пока я оденусь, рассеянно проговорил я. Ведь можешь сходить и после завтрака.