Неудивительно, что все стены в плесени.
Да какая разница! Этому ушастому жеребцу недолго осталось скакать. Смертный приговор уже подписан. Со дня на день отправится кормить рыб.
Мертвых в Торсоре не хоронили, а, как мусор, выбрасывали в холщовых мешках за стены тюремной крепости, в океан, кишащий акулами.
В который раз я покосилась на заключенного. Он все так же лихорадочно дрожал и обливался потом. По напряженной спине вдоль позвоночника струились капли влаги и затекали в ложбинку между упругими, стоячими ягодицами.
Ладно, Ли, иди, куда шла, и не мешай нам развлекаться, гоблинша крепче перехватила дубинку.
Ну уж нет, вздохнула я. Теперь этот этаж и этот заключенный моя ответственность. Распоряжение свыше. Уйти придется вам. Устав запрещает посторонним находиться здесь.
Гоблинши переглянулись со странным выражением на зеленых лицах. Одна нахмурилась, другая закусила губу.
Проклятье, выругалась третья. Скажем ей?
И три пары желтых, горящих в полутьме глаз уставились на меня с подозрительной тревогой.
Я напряглась, охваченная дурным предчувствием.
Скажете что?
Гоблинши продолжали обмениваться взглядами, будто вели безмолвный диалог. Думая, что я не вижу, одна из них сделала страшные глаза и с предупреждением качнула головой, подавая знаки своим приятельницам.
Ничего, пробормотала женщина с дубинкой. Так, ерунда. Забудь.
И все они дружно покосились на пленника за решеткой, после втянули головы в плечи и гуськом поторопились покинуть мою обитель. Вскоре я осталась с заключенным наедине. Другие камеры в этой части коридора пустовали. Их бывшие хозяева давно освободились от своих оков и обрели покой. Вечный.
Я найду тебе штаны, бросила я голому эльфу.
Тот, к моему удивлению, болезненно застонал и дважды легонько стукнулся лбом о каменную стену. Поворачиваться ко мне лицом узник по-прежнему не спешил.
Тебе плохо? насторожилась я. Они что-то с тобой сделали?
В ответ эльф принялся дергать скованными руками и выкручивать запястья в кандалах. С каждой минутой его трясло все сильнее. Даже не трясло било. Крупной, заметной дрожью. Мускулистая спина блестела от пота.
Позвать лекаря?
Лекаря, прохрипел узник с ядовитой насмешкой в голосе, зовут к заключенным только только, чтобы установить смерть.
Он оглянулся на меня через плечо. На острых скулах горел чахоточный румянец. В глазах клубилась тьма. Они были черные. Как океанская бездна. Как душа демона. Как самая долгая ночь в году.
Прочь отсюда, женщина. Оставь меня в одиночестве.
Ишь, раскомандовался. Стоит передо мной скованный, без штанов, а в голосе сталь и властность, как у хозяина мира.
Что ж, не хочет помощи его дело. У меня и без того забот хватает.
Вернуться к узнику я смогла только спустя два часа, во время раздачи ужина. Кормили заключенных в Торсоре по принципу не протянул ноги и ладно. Еда и по запаху, и на вид, и, уверена, на вкус была тошнотворной, а порции скудные, крошечные.
Не знаю почему, но в миску этого остроухого гиганта я положила пару кусочков хлеба из своего пайка. За такой щедрый дар другие узники крепости перегрызли бы друг другу глотки.
Когда я подошла к камере, эльф лежал на боку, согнувшись пополам, как от приступа боли в животе, и смотрел в стенку перед собой. Его голый зад и руки в кандалах свешивались с края тюремной койки, на которой он едва помещался.
Ужин.
Мой голос, усиленный эхом, прогремел раскатом грома, но эльф не повел и ухом. Странный тип. Его голодные соседи по этажу наперегонки бежали к решетке, едва заслышав в коридоре поскрипывание раздаточной тележки, а этот даже не шелохнулся.
А на ужин сегодня хлеб, протянула я тоном демона-искусителя.
Уж такое лакомство его точно не оставит равнодушным. Хлеба заключенные в Торсоре не видели годами.
Однако,
к моему удивлению, узник как лежал, так и продолжал лежать. В тишине камеры раздавалось его тяжелое хриплое дыхание.
Ты там часом не помираешь? уточнила я, переступив с ноги на ногу.
Проваливай, глухо выдохнул эльф.
Грубиян.
Хмыкнув, я просунула миску между прутьями решетки и погремела тележкой дальше. Решила, что он ждет, когда вокруг не останется свидетелей и можно будет спокойно приступить к ужину. В конце концов, есть со скованными за спиной руками не только неудобно, но и унизительно, а этот эльф, похоже, страшный гордец.
Но мои догадки не подтвердились. Когда я возвращалась обратно, миска все еще стояла на полу не тронутая. Два кусочка хлеба постепенно размокали в остывшей жиже из гнилых овощей, а пленник стонал и выгибался на деревянной полке, которая служила ему кроватью.
Эй, окликнула я его. Что с тобой?
Эльф не отвечал. Только ужом извивался на своей жесткой постели, шумно втягивая ноздрями воздух.
Тут я поняла, что ни разу за все время заключенный не повернулся ко мне лицом, словно словно что-то скрывал. Или чего-то стыдился. А еще я вспомнила странное поведение гоблинш, когда принимала смену. То, как они напряженно переглядывались и подавали друг другу молчаливые знаки. И эта их фраза перед уходом: «Скажем ей?»
Повернись ко мне! рявкнула я, стиснув в кулаках прутья решетки. Немедленно!