Маша, увлеченная разглядыванием дома, выросшего в конце дорожки, удивленно ахнула. Сто пятьдесят рублей! Зачем так много? Даже если вычесть на жалование слугам, все равно в избытке!
Да и не решила пока Маша, останется ли.
Но женщины уже входили в дом с парадного крыльца, пройдя вдоль выбежавших навстречу горничных с метелками и нескольких деревенских баб, видимо, приглашенными для масштабной уборки.
До ушей заросший бородой мужичок поволок в дом Машины чемоданы.
Там, где Маша родилась, такие дома назывались манорами. От ворот вокруг цветника, некогда роскошного, а теперь неухоженного, к нему вела укатанная аллея.
Кухня и людские покои традиционно располагались в правом флигеле, а парадные комнаты в центральном, «большом» доме.
Слева от холла разместились уютная гостиная в английском стиле, библиотека и буфет. На втором этаже «большого» Маша осмотрела четыре спальни и будуар. Верхний же этаж левого, гостевого флигеля, по словам тети, был закрыт еще при жизни супругов Осининых.
Ветхости в особняке не наблюдалось, хотя дух нежилой присутствовал. Мебель была прикрыта чехлами, пахло влагой от тряпок уборщиков.
На нужды поместья средства идут из другого фонда, пояснила Маргарита Романовна тем же деловитым сухим тоном. Вот вроде и все пока. Нам пора возвращаться.
А я, пожалуй, останусь уже, храбро решилась Маша. Отпуску у меня немного, всего две недели. Начну знакомиться прямо сегодня.
В глазах тети промелькнуло странное выражение.
Однако из слуг с вами остаться никто не захочет, возразила она.
Так и не надо. Я привыкла сама о себе заботиться.
Как пожелаете, дорогая. Все необходимое вы найдете наверху и в кухне, в шкафах и кладовках, выразительно помолчав, сказала Маргарита Романовна. Аким Фалантьевич прикупил снеди в деревне и положил в холодильный шкаф. Утром я пришлю к вам Марфушу.
Маша улыбнулась и кивнула. Она уже предвкушала, как будет осматривать огромный дом, представляя его своим, но разумом понимая, что здесь ей не место. А сердцем же на сердце было разное.
Маша догадывалась, почему среди слуг Маргариты Романовны не нашлось желающих провести ночь в доме Осининых. В особняке давно и основательно поселилось Поперечье.
Деревенские знали: хорошее место недолго пустым стоит. Нет хозяев лес рано или поздно к рукам приберет. И не каждый после того с подселенцами договориться сможет. Маша сможет наверное.
После Реформы и освобождения крестьян многие поместья разорились, а то и были брошены. Там, где человек не живет, дом быстро ветшает и осыпается. Ближе к югу нечисть тогда особенно расплодилась.
Потребовались годы, чтобы вдольские князья с ведунами и ведуньями навели на пустующих землях порядок. Отец Маши, помнится, и сорок лет спустя по срочным вызовам в ночь срывался. В одной такой экспедиции и погиб в наводнении, селян спасая.
Марья Петровна обошла дом и нашла как несколько явных признаков присутствия нечисти остатки гнезда куковицы, следы луговика на потолке кладовой над коробами с зерном, склад домовика (сухари, сушеные яблоки и орехи), так и неявных запах ила и свежескошенной травы на задней террасе, побеги цветущего кремень-чая под крыльцом.
Поперечье испокон веков тянулось к человеческому жилью, впитывало людские эманации подобные тем, что пока хранил дом: эмоции, остатки снов, воспоминаний и мыслей.
Но еще год-два, и от них не останется и следа. Тогда Поперечье уйдет, и хорошо, если вместо домовых, игошек и паучьих теневиц не поселится в пустом, ветшающем особняке нечто пострашнее.
Маше пришлось
признать: покамест не она хозяйка в доме Осининых. Ничего, подвинуться не беда беда, если Марию не примут. Тогда плакали две недели отпуску на свежем, сладком воздухе Приречья.
Впрочем, ночь все покажет, по местам расставит.
Маша ходила по дому и больше не удивлялась, почему Поперечье так просто облюбовало Осининский манор. Дом болел. Он скрипел и жаловался на нездоровье и дурные сны. Он был рад любому вниманию и привечал даже нечисть. И еще в нем жили странные сквозняки. И обычные случались, от щелей в осевших окнах, но были и другие: ни с того ни с сего, ледяной водой по ногам и лицу
Нет, не мертвый дух скончавшихся в нем людей рождал тревогу что-то иное.
Маша пообещала себе, что в ближайшие дни побывает на могиле Осининой. Однако она была уверенна, что Татьяна Варфоломеевна упокоилась с миром и всеми полагающимися ритуалами. Что до Романа Александровича, следов его жизни в особняке Маша так и не отыскала. Словно бы и не жил он тут никогда.
Дом жаждал тепла и внимания. Затаив дыхание, следил он за передвижениями нет, не хозяйки гостьи. И это несказанно смущало Машу, бередило ее тайные желания: остаться, хозяйской рукой навести порядок, изгнать то мертвое и печальное, что поселилось в маноре.
Кухня поражала своими размерами и количеством невиданной утвари. Очевидно, Осинины были большими поклонниками вкусной еды.
«Штерн и сыновья», с удивлением и уважением прочитала Маша на огромном агрегате для взбивания, нарезки и вымешивания. Германского производства машина. Ого!
Ей к такому даже страшно было подходить, а хозяева дома, надо же, из Германии технику выписывали. На чем же она работала?