Макс Шелер - Положение человека в Космосе стр 8.

[49]

(без употребления знаков) составляет монополию челове­ка. Опыты Келера состояли в том, что между целью влечения животного (например плодом, допустим, бана­ном) и самим животным воздвигали все более сложные препятствия, все более запутанные обходные пути или предметы, способные служить «орудиями» (ящики, ве­ревки, палки, далее, палки, которые можно всунуть одну в другую, которые надо сначала принести или изготовить), а затем наблюдали, сумеет ли животное достигнуть цели своего влечения, и если да, то, предположительно, при помощи каких психических функций, и где здесь проходят определенные границы,его способностей к выполнению работы. Опыты, по-моему, ясно продемонстрировали, что результаты деятельности животного немогут быть полностью выведены из инстинктов и примыкающих к ним ассоциативных процессов, но что в некоторых случаях налицо подлинно разумныедействия. Коротко скажем, что тут, видимо, присутствует от такого практически-органи­чески связанного интеллекта. В то время как цель влече­ния, например, плод, оптически высвечивается для жи­вотного и резко выделяется и обособляется на оптическом поле окружающего мира, вседанности, какие содержит окружающий мир животного, в особенности все оптичес­кое поле между животным и окружающим миром, специ­фически преобразуются. Предметные связи структуриру­ютсятаким образом, возникает такого рода относительно«абстрактный» рельеф, что вещи, которые воспринима­лись сами по себе либо как нечто безразличное, либо как предназначенное «для кусания», «для игры», «для сна» (например, подстилка, которую животное приносит из спального помещения, чтобы подтянуть непосредственно не достижимый, находящийся вне клетки плод), получают динамически-соотносительную характеристику«вещь для доставания плода»;и не только настоящие палки, сход­ные с ветвями, на которых растут плоды, это входит в нормальную жизнь, какую животное ведет на деревьях, и может быть истолковано как инстинкт, но и кусок проволоки, поля соломенной шляпы, соломинка, подстил­ка, короче, все,что наполняет абстрактное представление о «подвижности и вытянутости». Именно динамика влечения в самом животномначинает здесь опредмечиватьсяи расширяться вэлементах окружающей среды. Конечно, предмет, употребляемый животным, получает лишь ситуа­тивноединамическое функциональное значение «чего-то

[50]

для приближения плода». Самаверевка или палка как бы «направляет» или даже движетживотное к оптически данной цели. Мы можем здесь подглядеть за самым на­чалом возникновения феномена каузальности,или воз­действия,который отнюдь не исчерпывается равномер­ной последовательностью явлений. «Воздействие» есть, таким образом, феномен, базирующийся на опредмечи-вании пережитой каузальности действия как осуществлен­ного влечения живого существа, перенесении ее на вещи окружающего мира, и тут оно еще полностью совпадает с бытием предмета как «средства». Конечно, описанное переструктурирование происходит здесь не через осознан­ную рефлексивную деятельность, а через некий род на­гляднопредметной «перестановки» самих данностей ок­ружающего мира. Значительные различия в способности животных к такому поведению подтверждают, впрочем, разумный характер этих действий. То же относится к выбо­ру и избирательному действию. Заблуждение отказы­вать животному в избирательном действии, думать, что им всегда движет лишь «более сильное» частное влечение. Животное не механизм влечений. Импульсы его влече­ний не только четко расчленены сообразно руководящим высшим влечениям и исполняющим низшим и вспомога­тельным влечениям, далее, сообразно влечениям к более общим и более специальным результатам; но помимо этого, оно может спонтанно,исходя из центрасвоих влечений, вмешиваться в их констелляцию и до известных пределов избегать близкой выгоды ради достижения более отдаленных во времени и доступных лишь на окольном пути,но зато больших преимуществ. Чего действительно нет

у животного, так это упомянутого предпочтения в вы­боре между самими ценностями например, полезного в ущерб приятному независимо от отдельных конкрет­ных вещественныхблаг. В области всего аффективного животное даже находится намного ближек человеку, чем в отношении интеллекта; дарение, примирение, дружбу и тому подобное можно найти уже у животных.

II

Здесь возникает вопрос,имеющий решающеезначе­ние для всей нашей проблемы: если животному присущ интеллект, то отличается ли вообще человек от живот­ного более,чем только по степени? Есть ли еще тогда

[51]

сущностноеразличие? Или же помимо до сих пор рассмат­ривавшихся сущностных ступеней в человеке есть еще что-то совершенно иное, специфическиему присущее, что вообще не затрагивается и mисчерпывается выбороми интеллектом?

Здесь пути расходятся резче всего. Однихотят оставить интеллект и выбор за человеком и отказать в них жи­вотному. Они утверждают, таким образом, сущностное различие, но утверждают его именно в том, в чем, по-мое­му, нет никакогосущностного различия. Другие,в осо­бенности все эволюционисты дарвиновской и ламарков-ской школ, отвергают вместе с Дарвином, Швальбе 19и В. Келером существование какого-либо окончательного различия между человеком и животным, именно потому, что уже животное обладает интеллектом. А тем самым они в какой-то форме следуют великому учению о единстве человека, которое называется теорией «homo faber» * и, само собой разумеется, не ведают тогда никакого метафизического бытия и никакой метафизикичеловека, т. е. никакого отличительного отношения человека как таковогок мировой основе.