Мне же дает силу.
Я могу придавать реальности форму, просто посмотрев на нее. Любой может. Или могу отвести глаза, уважая ее личное пространство, оставив незримой и тотипотентной[10]. От этой мысли у меня слегка кружится голова. Я даже забываю о том, как сильно отстаю, как сильно мне нужна направляющая рука Дженет, ведь здесь, внизу, в реальном мире, ничто не имеет значения.
Ничто не окончательно без наблюдателя.
* * *
Она впускает меня по первому звонку. Сегодня лифт ведет себя странно: открывается наполовину, закрывается, открывается снова, как алчущий рот. Я поднимаюсь по лестнице.
Дверь распахивается, когда я только заношу руку над звонком. Дженет стоит совершенно неподвижно и говорит:
Он вернулся.
Нет. Даже сейчас вероятность слишком
Был прямо тут. И сделал это снова. Ее голос абсолютно спокоен. Она запирает дверь, ведет по тенистому коридору.
Он вошел внутрь? Как? Где он
Серый свет заливает гостиную. Мы напротив стены, сбоку от окна. Я выглядываю за край занавески, на пустынную улицу.
Она машет рукой туда:
Он был прямо там, сделал это снова. Снова
С кем-то еще. Вот о чем она.
Черт
Она была такой глупой. Пальцы Дженет вцепились в старую штору, то сжимаясь, то разжимаясь. Прямо там, совсем одна. Тупая сука. Могла
бы и понять, что с ней будет.
Когда это случилось?
Не знаю. Пару часов назад.
А кто-нибудь спрашиваю я, так как, разумеется, не могу сказать: «А ты»
Нет, не думаю, что кто-то еще видел. Она отпускает штору. Она-то отделалась легко, можно сказать. Смогла уйти сама.
Я не спрашиваю, работают ли телефоны. Не спрашиваю, пыталась ли Дженет помочь, крикнула ли, бросила ли что-нибудь на улицу, впустила ли женщину внутрь после всего. Дженет не дура.
В сгущающихся сумерках мерцает отдаленный мираж: кампус. Есть еще один оазис, чуть ближе, в Фолс-крик[11], и даже виднеется кусочек третьего, если наклонить голову. Все остальное серое, черное или полыхает оранжевым.
Гангрена охватывает тело. В живых осталось лишь несколько тканей.
А ты уверена, что это был тот же самый человек? спрашиваю я.
Да какая на хер разница! она кричит. Потом спохватывается, отворачивается. Сжимает кулаки.
И вновь смотрит на меня.
Да, это был он. Голос напряженный. Я уверена.
А я вот совершенно не понимаю, что мне делать.
Хотя знаю, что нужно проявить чувство. Надо потянуться к ней всем сердцем, к любому, над кем так надругались. Действие должно быть автоматическим, бездумным. Неожиданно я вижу ее лицо, по-настоящему вижу, хрупкую маску контроля, балансирующую на грани полного разрушения; и вижу то, что готово вырваться наружу. Дженет никогда не была такой, даже в тот день, когда все произошло. Может, я просто не замечал. И я жду, что это зрелище на меня повлияет, переполнит любовью, или сочувствием, или даже жалостью. Ей нужно от меня хоть что-нибудь. Она мой друг. Я же так ее зову. И я ищу хоть что-нибудь, не хочу казаться лжецом. Погружаюсь внутрь себя так глубоко, как могу, и не нахожу ничего, кроме страстного любопытства.
Что мне сделать? Что ты хочешь? спрашиваю я и едва слышу свой голос.
В ее лице что-то меняется:
Ничего, Кит. Ничего. Я со всем должна справиться сама, понимаешь?
Я переминаюсь с ноги на ногу и думаю, не врет ли она сейчас.
Я могу у тебя остаться на пару дней, говорю, наконец. Если хочешь.
Разумеется. Она смотрит в окно, и лицо ее безучастнее, чем прежде. Как пожелаешь.
* * *
Они потеряли Марс! воет он и хватает меня за плечи.
Я знаю его в лицо, он сидит в кабинете через три двери от моей. Но имени вспомнить не могу, хотя Крис, Крис как-то там Флетчер. Да, точно.
Все данные с «Викингов»[12], продолжает он, из семидесятых, ну, ты знаешь. В НАСА говорили, что все заархивировано, говорили, что я могу все получить, нет проблем. И я весь свой дисер[13] на них спланировал!
И все потеряно? Имеет смысл: файлы сейчас повреждаются в рекордных количествах.
Нет, они точно знают, где все находится. Я могу спуститься и забрать их, когда захочу, горестно произносит Флетчер.
Так что
Все данные на больших магнитных дисках
Магнитных?
и, конечно, такие носители устарели уже лет на тридцать, и когда НАСА обновляло оборудование, про данные с «Викингов» они забыли. Он бьет кулаком по стене и истерически хихикает. И у них действительно есть вся информация, только доступа к ней нет. Да на всем континенте, наверное, сейчас нет настолько примитивного компа.
Я потом рассказываю об этом Дженет. Думаю, что она сейчас покачает головой, издаст какой-нибудь сочувствующий звук, «как плохо-то» или «как это ужасно». Но она не сводит взгляд с окна. Только кивает и говорит:
Потеря информации. Прямо как со мной.
Я смотрю на улицу. Звезд не видно, разумеется. Только приглушенные янтарные отражения на облаках.
Я даже не могу вспомнить, как меня насиловали, продолжает Дженет. Забавно, по идее такое-то событие должно застрять в памяти. И я знаю, что это случилось. Могу вспомнить контекст, что было после, собрать историю воедино, только вот само событие пропало.
Я вижу только изгиб ее щеки и краешек улыбки. Она уже так давно не улыбалась. Кажется, прошло несколько лет.