Держи себя в руках, парень, перебивает меня Иан. У нас имеются и другие проблемы. И вот еще что. Тут он хватает меня за плечо и смотрит в глаза. Ты не единственный, кто сейчас обвиняет во всем Касла. Но теперь не время это обсуждать.
Я стряхиваю с плеча его ладонь, бросаю в его сторону сердитый взгляд и шагаю по коридору назад к себе в комнату.
Джеймс задает мне сто вопросов, когда я возвращаюсь, но я еще настолько зол, что мне сейчас не до него. Но это ему не мешает, он такой упрямый, как черт знает что. Я начинаю надевать кобуру, проверяю оружие перед боем, а он все не отступает.
И что он тебе сказал? наседает Джеймс. Когда ты сказал, что надо идти искать Уорнера?
Я поправляю штаны, затягиваю потуже шнурки на ботинках.
Джеймс аккуратно пальцем стучит мне по руке.
Адам. И снова стучит. Он сам знал, где сейчас Касл находится? И снова постукивание. Он сказал тебе, когда все бойцы отправляются сегодня на войну? Еще раз тук-тук-тук по руке. Адам, а когда ты сам
Я поднимаю его в воздух, и он начинает пищать. Я ставлю его в дальний угол комнаты.
Адди
Я набрасываю ему на голову одеяло.
Джеймс кричит и барахтается, сражаясь с одеялом, пока ему не удается отделаться от него. Он швыряет его на пол. Лицо у него покраснело, руки сжаты в кулаки, он буквально взбешен.
Я начинаю смеяться, не в силах сдержать себя.
Джеймс так измучился, что слова у него вылетают по одному, когда он начинает говорить:
Кенджи сказал что я тоже имею право знать про все то что тут происходит. Кенджи никогда не сердится когда я задаю ему вопросы. Он никогда меня не игнорирует. И никогда не вредничает, а ты такая вре-едина. И еще мне не нравится когда ты смеешься надо мной.
Тут он замолкает, и только, подняв на него взгляд, я вдруг замечаю, что по его щекам текут слезы.
Эй, обращаюсь я к нему, идя навстречу брату через всю комнату. Эй, эй! Я хватаю его за плечи и опускаюсь на одно колено. Что тут случилось? Почему появились эти слезы? Что вообще происходит?
Ты уходишь. Джеймс начинает икать.
Ну перестань, вздыхаю я. Ты и раньше знал об этом, помнишь? Помнишь, мы тогда еще долго разговаривали об этом?
И тебя там убьют. И снова икота.
Я удивленно приподнимаю брови:
Я и не знал, что ты умеешь смотреть в будущее.
Адди
Эй
Но я тебя ни при ком же не называю так, возражает Джеймс, прежде чем я успеваю как-то отреагировать. Я не знаю, почему ты так бесишься. Ты говорил, что тебе нравится, когда мамочка тебя так называла. А почему теперь мне нельзя?
Я снова вздыхаю, поднимаюсь на ноги, одновременно ероша ему волосы. Джеймс издает какой-то сдавленный звук и отдергивает голову.
Что такое? спрашиваю я. Подтягиваю штаны, чтобы пристегнуть еще одну кобуру с полуавтоматическим оружием под них. Я уже давно солдат. И ты всегда знал, насколько это рискованно. Что же теперь такое
произошло с тобой?
Джемс так долго молчит, что это не может оставаться незамеченным. Я поднимаю на него взгляд.
Я хочу пойти с тобой, говорит он, утирая нос дрожащей рукой. Я тоже хочу сражаться.
Я каменею.
Разговор окончен.
Но Кенджи говорил
Мне сто раз плевать на то, что тебе говорил Кенджи! Ты всего-навсего десятилетний ребенок. И ты не будешь сражаться ни в какой войне. Я не пущу тебя ни на одно поле боя. Это понятно?
Джеймс молча смотрит на меня.
Я спрашиваю: это понятно? Я подхожу к нему и хватаю его за обе руки.
Он чуть вздрагивает и шепчет:
Да.
И не просто «да».
Да, сэр. Теперь он смотрит себе под ноги.
Я тяжело дышу, моя грудь взволнованно поднимается и опускается.
Никогда больше, уже тише говорю я, мы с тобой не будем разговаривать на данную тему. Никогда.
Хорошо, Адди.
Я только нервно сглатываю.
Прости, Адди.
Обувайся. Я смотрю на стену. Нам пора завтракать.
Глава 2
Возле моего стола стоит Джульетта и смотрит на меня так, будто сейчас она сильно нервничает. Как будто раньше ничего подобного не происходило.
Привет, отвечаю я.
Даже только при виде ее лица у меня начинает болеть в груди, но правда заключается в том, что я и сам не понимаю, что сейчас на самом деле происходит между нами. Я обещал ей, что постараюсь найти выход из сложившегося положения. Я тренируюсь как черт, но после вчерашнего вечера лгать больше не могу и скажу честно: все это начинает понемногу бесить меня. Дотрагиваться до нее оказалось действительно весьма опасно. Причем даже более опасно, чем я мог предположить.
Она могла вообще убить Кенджи. Впрочем, я не уверен, что этого не произошло.
И все равно, даже после всего случившегося, я хочу иметь будущее с ней. Я хочу быть уверенным в том, что в один прекрасный день мы сможем обосноваться с ней где-нибудь в уютном безопасном уголке и жить там мирно и спокойно всю оставшуюся жизнь. Я никак не могу забыть эту свою мечту. И я не сдаюсь, потому что мы должны быть вместе.
Я киваю на пустое место:
Ты не хочешь присесть?
Она повинуется.
Мы некоторое время сидим в тишине, она ковыряет вилкой в своей тарелке, а я в своей. Обычно каждое утро мы едим одно и то же: ложку риса, овощной бульон и кусок черствого хлеба. По праздникам нам еще достается по крохотной порции пудинга. Это, конечно, немного, но нам хватает, и мы благодарны даже за такую пищу. Правда, сегодня почему-то ни у кого из нас нет аппетита.