Глория, только и произношу я, оглядываясь на переполненное
фойе гостиницы.
А что тут такого? Имею право, отвечает свекровь. Если с Майком хоть что-нибудь случится после того как Она так и не находит в себе силы закончить фразу. Может чуть пройдемся, подышим свежим воздухом? говорит она, решив сменить тему. Я сегодня как встала, так только и делала, что вдыхала то автомобильные выхлопы, то самолетные.
Глории гулять без надобности. Она просто с первого взгляда на меня пришла к выводу, что именно я нуждаюсь в прогулке, именно меня надо отвести к океану, именно мне требуется дать возможность продышаться.
Я киваю и позволяю ей вывести меня на улицу, взяв под руку, словно это я предложила ей пройтись, а не наоборот.
Мы с Глорией идем вдоль пристани, идем молча, притворяясь, что разглядываем толпы туристов, обедающих по закусочным и ресторанам. Звякают бокалы, в воздухе стоит запах омаров и картофеля фри. Из порта доносится звон колоколов.
Мы останавливаемся у лотка, и Глория покупает крендель и колу.
Если ты голодная, можем купить чего-нибудь посерьезней, говорю я.
Она сует мне в руку бумажный пакет, сквозь который ощущается тепло, исходящее от сдобы.
Я не голодная, отвечает она и заставляет меня съесть все до последней крошки.
Соль, которой посыпан крендель, подчеркивает сладкий вкус колы. Я снова чувствую себя человеком. Живым. И это гораздо больше, чем я хочу и заслуживаю.
К тому моменту, как мы добираемся до порта, каждый шаг дается Глории с трудом. Мы идем не слишком быстро, но ей за шестьдесят, и она всю жизнь зарабатывала на хлеб выматывающим физическим трудом, ну а кроме того, только что пережила самое сильное потрясение в своей жизни. Я киваю на пляж, и мы садимся, смотрим на океан, в волнах которого ослепительно поблескивает солнце. Чайки сегодня летают низко-низко.
Я чувствую себя такой виноватой у меня из глаз снова начинают литься слезы.
Господи, да из-за чего? всплескивает она руками.
Я должна была это предвидеть.
Я тоже, тихо отвечает Глория. Эрин, в том, что случилось, нет твоей вины. Выкинь эту дурь из головы. Навсегда.
Но я ведь жила с ним!
Ее готовность снять с меня бремя вины облегчения не приносит. Как раз напротив опустошает еще больше. Я должна была спасти Дэнни. Не только для себя, но и для его мамы. За что ей такое? Разве она это заслужила?
Мы виделись с ним каждый день. Каждую ночь спали рядом, говорю я. Ну как? Как я проглядела? Как я не заметила, что у него в голове творится такое, что он решится
Глория стискивает мое плечо и одновременно закрывает глаза. Когда она их открывает, на ее лице знакомое решительное выражение. Маска, которую она так ловко носит. Именно в этот момент я понимаю, что ей не легче, чем мне. Просто свекровь держится лучше.
Когда Дэнни стал старшеклассником, заговорила Глория, весь учебный год он говорил о летнем лагере, в который собирался отправиться со своими новыми друзьями. Он был популярен в школе, отлично играл в футбол и баскетбол, да и вообще любой спорт давался ему легко. А еще эта его улыбка. Господи боже, какая у него была обаятельная улыбка! Ему не особенно нравилось быть таким, как все, но с лагерем другое дело. Тут стремление было всеобщим. Он вбил себе в голову, что именно там, на каникулах, он окончательно сдружится со своими новыми приятелями. Донимал меня с этим лагерем дни и ночи напролет.
Да уж, если Дэнни чего-то хотел, он не отступался.
Да, такой уж у меня был мальчик, кивнула Глория. Само собой, у меня не было денег оплатить этот чертов лагерь, но я ни разу этого Дэнни не сказала. Он никогда многого от меня не просил, да, кстати, и Майк тоже. Но уж если у мальчиков все же в чем-то возникала надобность, то уж вынь да положь это я считала своим долгом. Что я ему отвечала? Поживем увидим, там поглядим Когда человек сразу тебе не отказывает, то вроде он как бы соглашается это тебе любой подтвердит. А в какой-то момент, где-то в районе весенних каникул, он перестал говорить о лагере. У него появилась новая мечта. Сказал, что, как закончится школа, он пойдет работать. Ему уже четырнадцать лет, имеет право. Будет машины мыть на заправке. Проработает все лето, а деньги на машину отложит. За два года накопит и к шестнадцати сядет за руль.
Может, в глубине души он догадывался, что денег на лагерь нет? предположила я.
Не догадывался, а знал, причем сразу, как только завел разговор, махнула рукой Глория. Но ведь надежда умирает последней. Нет, мне потом Майк рассказал. Они с Дэнни слышали, как мы с мужем
ругаемся из-за того, что его снова уволили. Я очень рассердилась.
Даже не помню, что была за работа, вроде бы консьержа, и кто-то на него нажаловался: мол, он вместо того, чтобы людям двери открывать, вечно чего-то чирикает в блокноте.
«Твои глаза как галька», говорю я. Глория издает короткий смешок, а потом ее лицо снова делается серьезным.
Солнышко, Дэнни всегда был равнодушен к автомобилям, произносит Глория. Он ненавидел мойку и свою летнюю подработку. Я это поняла на следующий год, когда он устроился в магазин упаковщиком продуктов, а еще через год, когда ему исполнилось шестнадцать, он потратил деньги не на машину, а на турпоход.