Судя по виду Карлы, слова Робертса ее несколько обеспокоили. Она успела мне объяснить, что вне зависимости от того, отклонит судья протест или примет его, время не обратить вспять. Присяжные живые люди, если уж они что-то услышали, они это запомнят память им не сотрешь. В данном случае, насколько я понимаю, на уровне их подсознания отложилось, что я столько же виновна в убийстве своего мужа, сколь печально известный душегуб Мод Паркер в своих злодеяниях.
Я прикладываю максимум усилий, чтобы не вслушиваться в остаток выступления обвинителя.
А Робертс пока рассказывает, как я отказалась брать фамилию мужа, будто это служит доказательством совершения мною преступления.
Я не слушаю, как он излагает события того вечера пять месяцев назад, когда в моей жизни опять все пошло наперекосяк.
Я смотрю по сторонам, оглядываюсь через плечо.
Мне известно, кто свдит непосредственно за мной, но интересно узнать, что за люди расположились на другом конце залы, позади стола стороны обвинения.
Наконец я натыкаюсь на них взглядом.
На родню моего покойного мужа.
Все очень напоминает свадебные торжества. Родственники
жениха и невесты сидят на скамьях, разделенных проходом.
Вы со стороны жениха или невесты?
Я со стороны жениха. И мне очень хочется, чтобы невеста провела остаток своих дней за решеткой.
На короткое мгновение я сталкиваюсь взглядом со свекровью и чувствую, как меня обдает волной жара, словно пламенем охватывает.
Она меня ненавидит.
Карла едва заметно толкает меня локтем в бок, и я, отвернув голову, снова устремляю взгляд вперед.
Именно в этот момент обвинитель Робертс произносит:
Впрочем, возможно, этот невероятный план мести созрел в голове Эрин Кеннеди в тот самый вечер, когда она узнала, что полицейский департамент Ньюпорта вел внутреннее расследование, объектом которого был ее муж Дэниел Райан.
Эрин
Тогда
В Дэнни мне нравилось многое. Особенно то, как он отзывался о своей матери.
У меня полно подруг, которые не выносят своих свекровей, иногда потому, что свекрови оказываются редкими тварями, а иногда в силу особых отношений, существующих между мужьями и матерями.
Меня никогда не задевало, что Дэнни боготворил Глорию. Мать вырастила его настоящим джентльменом, человеком, который уважал и ценил женщин.
Сыграло свою роль и то, что Глория обожала меня, а я ее.
Мать Дэнни оказалась деловой и прямолинейной совсем как я. Она родилась в бедной семье и вкалывала всю жизнь, чтобы вырваться из нищеты. При этом вышла она за Илию Райана из Йонкерса по любви, а не из-за денег. Какие там деньги! Илия считал себя писателем, и всякая работа, за которую он брался, в его глазах являлась лишь способом заполучить парочку лишних долларов, покуда он будет отдавать все силы великому роману.
Мне доводилось читать кое-что из шедевров Илии. Как-то раз в годовщину его смерти мы с Дэнни приехали во Флориду, чтобы провести этот день с Глорией. Пока мы разбирали старые вещи, которые она когда-то сложила в коробки и заклеила скотчем, Дэнни наткнулся на томик стихов, над которым его отец работал незадолго до смерти, и позже молча протянул мне книжку. В глазах его горела надежда. Именно так обычно на меня смотрят авторы, когда, с одной стороны, отчаянно хотят, чтобы их произведение опубликовали, а с другой не решаются об этом просить открытым текстом.
Стоило Дэнни выйти из кухни, как Глория тут же забрала у меня книгу.
Солнышко, даже на секунду не допускай мысли, что тебе придется читать эту сказочную ерунду просто потому, что мой мальчик посмотрел на тебя влюбленными глазами, а тебе, в отличие от него, не хватает врожденного здравого смысла.
Глория швырнула книжку на стол и снова принялась выдавливать взбитые сливки на извлеченные из консервной банки абрикосы, которая она открыла на десерт.
Вдруг она замерла, глянула на синеющие воды залива и пальмы в саду, видневшиеся из кухонного окна, и произнесла:
«Твои глаза как галька на брегу, омытая волнами пенной страсти».
Я сглотнула.
Одна из его лучших строк, пояснила Глория, и мы обе покатились со смеху.
Я вижу ее в отеле в Патчоге и ужасаюсь. Глория никогда не соответствовала стереотипным стандартам красоты, но она всегда дышала свежестью, теплом и энергией. От одной легкой улыбки, точно такой же, как у Дэнни, в комнате становилось светлей. А еще она всегда казалась очень стильной даже когда одевалась в поношенное тряпье перед уборкой дома.
Но сегодня она выглядит постаревшей. Усталой. Измученной.
По настоянию Тани я приняла душ и надела чистую юбку и рубашку. На фоне Глории я сияю, словно медный грош.
Мы ничего друг другу не говорим. Просто очень долго стоим обнявшись.
Что с Майком? спрашиваю я наконец, чуть отстраняясь.
Он даже еще из Сирии не вылетел. Ему дают отпуск по семейным обстоятельствам. Там у них жуткий бардак. Само собой. Сперва отправляют туда наших ребят, потом начинают выводить, словно они для нашего президента какие-то оловянные солдатики в песочнице на заднем дворе.
Несмотря на скорбь, Глория не смогла удержаться от того, чтобы пройтись по внешней политике США. Когда Майк заявил, что пойдет служить в армию, у нее чуть сердечный приступ не случился. Родного отца Глории отправили служить во Вьетнам, где он всего через две недели после приезда погиб от пули вражеского снайпера.