Шел всю ночь по стерне, по промерзшим кочкам, продирался через бурьян, посадки и перелески. Впереди светила Полярная звезда, в ее стороне лежал родной город, а за ним фронтовой участок, где можно пробиться к своим.
Сталино Александр Антонович обошел с запада. Издали видел терриконы Петровских рудников. У жиденькой посадки присел отдохнуть. Ныли ноги, хотелось вытянуться на земле и забыться. Но холод забирался под стеганку, холщовые брюки дубели от мороза. Он встал, с трудом сделал несколько шагов и увидел трепыхавшийся у тонкого ствола молоденького клена развернутый тетрадный лист. Поднял его. Это была прокламация, написанная от руки мелким почерком взрослого человека. «Никогда бандиту Гитлеру не покорить наш родной Донбасс, не сломить волю народов и сплоченность трудящихся... Снова над Донбассом лучисто засияет красное знамя победы!»
В горле перехватило дыхание, забилось в радости и тревоге сердце кто ты, смелый и непокорившийся человек? Один или вместе с верными друзьями бросил вызов ненавистному врагу в тяжелую годину для милой земли? Кто держал в руках белый листок со страстными словами, кому они запали в душу, кого позвали на борьбу? И в памяти Шведова ожили недавние события, всего месячной давности, когда он так неожиданно попал в родной город и увидел свою семью.
Призванный в начале войны в сводный Коммунистический полк, Шведов через три месяца был откомандирован в распоряжение командования Южного фронт как человек, знавший Донбасс. Александр родился в Сталино в семье шахтного кузнеца политкаторжанина Антона Шведова. Рано потерял отца, работал в кузнице, девятнадцати лет вступил в партию. Был комсомольским вожаком на Смолянке, инструктором райкома комсомола. После службы в армии попал на курсы ответственных работников и его направили на должность помощника заведующего шахтой «Пролетар». Через полтора года стал инструктором технических курсов Центросоюза при Сталинском облпотребсоюзе. В середине 1939 года уехал на учебу в Киев, после чего работал заместителем председателя Станиславского облпотребсоюза.
Война застала Александра Антоновича в Киеве на совещании. Он поспешил в Станислав. На станции Чертково встретил свою семью. Жена Мария Анатольевна с трехмесячным Валериком, четырехлетним
Анатолием и младшей сестрой Надей ехали в Сталино, подальше от войны, как считали они.
- Конечно, там вам будет спокойнее, сказал Шведов.
А ты? испуганно спросила жена.
Нужно эвакуировать учреждение...
В Станиславе нас бомбили, Саша! воскликнула Мария Анатольевна. Там бои.
Не волнуйся, Муся, все будет хорошо, ответил муж.
Они расстались...
А в октябре он появился в Сталино. В гражданской одежде, похудевший, озабоченный, старше своих тридцати лет. Матери Вере Борисовне, у которой поселилась его семья, и родственникам сказал, что ему дали отпуск. А жене, получившей присланные им продовольственный и денежный аттестат, признался: в Сталино он проездом.
Кого ты видела из наших знакомых? спросил он.
Тимофей Оленчук дома, ответила Мария Анатольевна.
До сих пор не призвали?
Приходил к нам в штатском.
С Оленчуком Александр Антонович познакомился в начале тридцатых годов. Тот приехал в Сталино из армии, женился на девушке, с которой Шведов учился в одной школе, и жил по соседству.
Он пошел к товарищу на поселок Шмидта. Они обрадовались друг-другу, обнялись, Тимофей Романович успел шепнуть на ухо неожиданному гостю:
При моих ни о чем не спрашивай.
Предложил выйти на улицу. По пустырю они направились к Дурной балке, лежавшей за Одиннадцатой шахтой.
Меня бракуют врачи, с грустью проговорил Тимофей Романович. По всему видно фрицы доберутся сюда. При отходе наших пристану к какой-нибудь части и буду бить гадов.
- А если здесь? спросил Шведов.
Что «здесь»? Остаться? воскликнул Оленчук и приостановился. Да ты что? Один в поле не воин.
Почему один? Подполье обязательно будет.
Да я и не знаю, к кому идти.
Я знаю, Тима. Завтра в десять утра жду возле Госбанка на Первой. Договорились?
На следующий день он представил Оленчука капитану Шумко. Они беседовали долго и обстоятельно. Тимофей Романович согласился остаться на оккупированной территории. Перед отъездом в Мариуполь Александр Антонович снова навестил друга. По возбужденному блеску черных глаз понял, что настроение у того улучшилось.
Ты знаешь, я уже не один, признался он.
Замечательно, ответил Шведов. А злости к врагу тебе не занимать.
Дома расставание было трудным. Александр Антонович настаивал, чтобы семья эвакуировалась, обещал машину. И вот теперь неизвестно, где они сейчас, что с ними?
Рядом окраина города. Часа через два он будет на Смолянке и все узнает, все... Его обдало жаром, на лбу выступила испарина. «Меня ждут в штабе, я не имею права!.. Подальше от этого места, и не мучиться. Муся уехала. Наверное, меня уже ждет ее письмо...»
Александр Антонович стянул с головы шапку и закрыл ею глаза, будто боялся, что увидит неотвратимое. Холод пощекотал затылок, и он глубоко натянул ушанку. Медленно пошел вдоль посадки, и так же неторопливо стало проплывать перед ним совсем недавнее прошлое, но теперь такое далекое и неповторимое. Он видел лицо жены, незащищенный взгляд голубых глаз, ощущал горьковатый, но дорогой запах каштановых волос. В уши то и дело врывался лепет Толика, так похожего на него. Слышалось учащенное дыхание Надюши, и ни как не мог представить себе маленького Валерика. О этого что-то ноющее подкатывалось под самое сердце и мешало идти. «Уже полгода ему, думал Шведов. Без меня растит Муся... Милая, добрая моя. Мы были с тобой счастливы. Ведь были, были... Помнишь, как встретились? На шахте...»