У прораба нарочно, по-моему, сердитое лицо. Сказал грубовато:
Что-о, Казанцев? На передний край снова, что ли?
Ну, Леонидыч
Я понимаю: сейчас, пользуясь настроением, когда всё становится ближе, когда стираются эти самые административные грани, Лешка хочет решить какие-то свои дела.
Прораб усмехнулся. Мудро как-то, чуть свысока.
Знаешь что, Казанцев Ну тебя к богу!..
Лешка наклоняется ещё ближе, и в глазах у него такая просьба, что отказать ему, кажется, невозможно, попроси он сейчас хоть полмира.
Ну разве плохо я у вас работал, Леонидыч?
Протягивает прорабу ладонь с оттопыренным большим пальцем.
Ну, вдарим по пяти, Леонидыч, а?
Рубаха, смотри, сгорит, бросает Юрка.
Краешек новой рубахи, что была у Лешки под комбинезоном, пожелтел, от него идет уже не пар дым.
Лешка с Пилюгиным возятся с бельем, перевешивают его на шестке.
Я спрашиваю у прораба:
Чего это он?
Тот говорит тихо:
Бульдозерист он, ты же знаешь В моторах разбирается не упаси И слесарь золотые руки. Но вот заладил одно: там, на самой стройке, настоящая жизнь. Передний край там. А мы, видишь, в поселке. И всё, мол, мимо, мимо Разве работа слесарь-сантехник? В дерьме копаемся
Здравствуйте, говорю я. А то что дом-то вот этот, восемьдесят квартир, спасли? Что теплотрассу?
Юрка улыбается широко, смотрит мне в глаза:
Агитируешь?
Лешка надевает рубаху. Пилюгин рядом держит комбинезон.
Оделся наконец.
Пилюгин бросает в угол шестик, садится на ящик.
Ну, по домам теперь, к бабам да детишкам За насосом один послежу.
Мы выходим из подъезда. Под ноги бросается тугая позёмка. Вверху звезды яркие-яркие, иглятся и, кажется, поскрипывают от мороза. Далеко в центре поселка музыка. Радиола поет про два сольди.
Уходим от дома.
Я кладу руку Лешке на спину, поднимаю ему воротник. Комбинезон у Лешки стоит колом, воротник торчит, как накрахмаленный.
Смотрю в окно, где светятся огоньки в мангале, где остался Пилюгин.
«Будет в этом доме елка думаю Зайти бы к кому-нибудь под Новый год Когда завод построим. И сказать: «Люди! А знаете, как справляли здесь первую елку? Давайте выпьем за Лешку, люди!..»
Рафаил Бахтамов Открытие
Светлых нефтепродуктов, пояснил сопровождающий.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Звучали названия, цифры температур и давлений, крекинг каталитический, термический, специальный.
Я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв, сказал он.
Пожалуйста Только зачем же взрыв? Просто авария
Это не первый. Как угодно: авария, неприятность, происшествие, только не взрыв.
«Объект преступления» установка высокотемпературного крекинга по виду не отличалась от других. Такая же махина: металл, кирпич, трубы. «Можно подняться?» «Конечно. Но установка работает нормально».
Всё-таки он поднялся взлетел на лифте. Походил по площадке. Но труба заслоняла всё.
Зашли в операторскую. Начальник установки немолодой человек с седыми лохматыми бровями назвал себя, показал всё, что требовалось, но в разговор не вмешивался. Отвечал сопровождающий.
Да, установка управляется отсюда. Сначала следует повернуть левую задвижку, потом правую. Ошибиться трудно цвет, как видите, разный. Когда покрашены? Верно, краска немного стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно видите, бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке? Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Всё зависит от параметров: концентрации, температуры, давления.
Валерий молчит. Ничего нового. Обо всём этом сказано в заключении. Даже задвижки он видел раньше на эскизе. И представлял: сначала оператор поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на сто пятьдесят градусов. Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает обе. И всё. Просто.
Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме одного: вместо левой задвижки, возможно, вначале открыла правую. Температура сразу подскочила, произошел взрыв.
Двинемся дальше? вежливо спрашивает сопровождающий.
А? Нет, нет Вернемся.
Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он, собственно, ждал? Хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и улыбаются: ровесники, вчерашние студенты
Открыть?
Пожалуйста.
Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом, чернильница, счеты, на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то падает).
Располагайтесь, сказала она. Сейчас вызову.
Оставшись один, Валерий переставил кресло, двинул поближе стул. Сказал спокойно и твердо:
Войдите.
У неё было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел потом. Даже глаза очень большие, очень темные он умудрился не заметить. Так поразила Валерия её неожиданная веселость.
Она вошла с улыбкой. При виде незнакомого человека она попыталась
стать серьезной, нахмурилась. А губы продолжали улыбаться, и руки играли с пуговицами в какую-то забавную игру. Казалось, она с трудом сдерживается и вот сейчас рассмеется. Впервые Валерий видел обвиняемую, которая так странно вела себя у следователя.
Садитесь, сказал он суховато. И когда она села: Моя фамилия Крымов. Валерий Петрович Крымов. Мне поручили проверить обстоятельства дела.