Лэво помалу! И, выбрав подходящую щеточку, осторожно заковырял в зубах.
Костя молча стоял у тумбы телеграфа, наблюдая за маневром лоцмана. Он даже не глянул на появившегося минуту спустя третьего штурмана, а только бросил ему через плечо:
Отметьте, что вступили под проводку лоцманом. Да позаботьтесь, чтобы висел соответствующий флаг.
Косте было немного обидно. Не состоялся у них с лоцманом тот вежливый и обстоятельный разговор, какому его учили еще в мореходке и какой обычно бывал у Афанасия Афанасьевича Лукашкина с лоцманами на Темзе, в Гамбургском порту, в Роттердаме, да и мало ли где еще. Афанасий Афанасьевич стоял на мостике скалой, всегда парадно одетый, и ослепительная седина ледком подсвечивала его голубые глаза. Да и лоцмана там бывали другие, солидные, что ли, а этот
Лоцман, как боксер, переминался с ноги на ногу, поскрипывая лаковыми узконосыми ботинками, чистил зубы. На среднем пальце поблескивало колечко с эмалевым вензелем, усики топорщились, тень от очков падала на лицо, и непонятно было, сколько же ему лет.
Судно уже подходило к бонам, а лоцман, казалось, и не следил за ними. Костя с беспокойством заметил, что сильное течение сносит судно на левую линию бонов, и потянулся к телеграфу.
Да-да, полный ход, кэптен, не оборачиваясь, по-английски сказал лоцман.
Боновые ворота проскочили красиво. «Было бы красиво, если б не так лихо», подумал Костя.
После бонов лоцман аккуратно спрятал в карман зубочистку, снял очки, глянул на Костю колючими карими глазками и задал ряд полагающихся в таких случаях вопросов: что за судно? водоизмещение? скорость? где привод гудка? порт приписки? Услышав название «Мурманск», лоцман на секунду задумался.
In what country Мурманск? В какой стране Мурманск?
Костя покраснел.
Как в какой стране? В СССР. На севере СССР.
О, на севере? Прекрасно, прекрасно.
Лоцман снова надел темные очки, снова сыто поцвикал зубами. «Неудобно как-то, плывем, а я его имени даже не знаю, удостоверения не видел, подумал Костя, сделал несколько шагов к борту, вернулся обратно. А он Мурманска не знает». И Костя решился.
Я прошу прощения, но сообщите, пожалуйста, ваше имя и покажите лоцманское удостоверение для регистрации в судовом журнале.
Лоцман поверх очков удивленно уставился на Костю, потом пробурчал: «О янг кэптен, янг кэптен!» И отвернулся. Костя стоял рядом и ждал. Лоцман глянул на Костю, полез в нагрудный карман, протянул удостоверение. Костя прочитал, осторожно сложил корочки, отдал книжечку лоцману:
Благодарю вас, Умеран-эффенди. Моя фамилия Баянов. Я рад видеть вас на борту своего судна. Не хотите ли закурить?
Я не курю, сухо сказал лоцман. Остановите движение, кэптен.
Дали задний ход. Течение тащило судно в бухту Бююк-дере, к карантинной станции. Начинались
пригороды Стамбула причудливая местность, где на желтоватых уступах умещались радиомачты, сады, голый камень, виллы, халупы, ослики и плоские обтекаемые четырехглазые машины на дорогах
Санитарный катер запаздывал. Приходилось временами запускать машину, чтобы удержаться на месте. Костя не спеша закурил болгарскую сигарету, но быстро спрятал спички в карман: и надо же было перед самым рейсом сломаться зажигалке! У лоцмана-то, если бы он курил, была бы зажигалочка дай бог; неудобно перед ним с обшарпанным коробком
Лоцман действительно глянул с усмешкой на коробок в Костиных руках, а потом, как показалось Косте, и на его руки. За свои руки Костя не опасался: они были загорелые, сильные интеллигентные капитанские руки.
На мостике было тихо. Сонно стоял впередсмотрящий на правом крыле. На левом жмурился старпом, сняв фуражку и подставив лысину солнцу.
Только с верхнего мостика вперебой доносились веселые голоса: это все свободные от вахт там, на верхотуре, таращились на Босфор. Наконец катер карантинной станции забурлил, запенил воду и оказался у борта. Лоцман Умеран-эффенди, вытянувшись на цыпочках, высунул голову за борт и быстро-быстро закричал вниз что-то по-турецки. Трое парней с катера, элегантных, с мокрыми, а может набриолиненными, волосами, задрав головы, так же быстро-быстро отвечали лоцману.
Григорий Петрович, позвал Костя старшего штурмана, возьмите у меня на письменном столе санитарную гарантию и отдайте на катер. Побыстрее, будьте добры. Потом он вышел на правое крыло. В чем дело, Умеран-эффенди? Не мог бы я чем-нибудь вам помочь?
Но лоцман, казалось, не слышал. Он продолжал кричать, видимо что-то доказывая. На катер с борта сбросили штормтрап, и двое парней неуклюже карабкались по нему. Третий, с которым в основном разговаривал лоцман, стоял внизу.
На палубе их встретил старпом. Костя сверху видел белый блин старпомовской фуражки, качавшейся то слева направо: нет-нет, то вперед-назад: да-да.
Потом старпом поднял голову и крикнул на мостик:
Они хотят произвести санитарный досмотр всего судна!
Костя растерялся. Он взглянул на лоцмана. Умеран-эффенди смотрел на белые здания карантинной станции, и только белесые блики отражались в его очках. Элегантные ребята снизу требовательно и гортанно закричали что-то лоцману. Костя забежал в рубку, схватил электромегафон, подошел к окну, поколебался, подбирая слова: