Одно его удивляло: несмотря на сложившуюся в общении с обитателями дома непринужденность, чем больше он стремился сблизиться с Мораном (впрочем, вероятнее всего, чтобы удобнее было следить за проявлением чувств, которые тот, казалось, питает к Женевьеве), тем больше этот странный человек, вопреки предубеждению Мориса привлекавший его умом и пленявший изящными манерами, старался, похоже, отдалиться от него. Морис горько пожаловался на это Женевьеве, так как не сомневался, что Моран видит в нем соперника и ревность удаляет их друг от друга.
Гражданин Моран ненавидит меня, сказал он однажды Женевьеве.
Вас? спросила Женевьева, удивленно взглянув на него своими прекрасными глазами. Вас ненавидит господин Моран?
Да, я в этом уверен.
А почему он должен вас ненавидеть?
Хотите,
лепестки его цветов.
Что с вами? промолвил вдруг Морис. Что вас так огорчило? Женевьева могла бы ему ответить: «Мое счастье». Она устремила на него нежный и поэтичный взор.
А вы сами, сказала она, разве вы сегодня не более грустны, чем обычно?
Я? спросил Морис. У меня есть причина быть грустным, а вы
Вы несчастны?
Конечно. Разве вы никогда по моему дрожащему голосу не замечали, как я страдаю? Разве не случалось, что во время беседы с вами или вашим мужем мне приходилось вставать и выходить, как будто мне не хватало воздуха, ведь мне казалось в такие моменты, что моя грудь вот-вот разорвется?
Но, смутилась Женевьева, чем вы объясняете это страдание?
Если бы я был кокеткой, сказал Морис, горько засмеявшись, я бы сказал, что у меня расшалились нервы.
А сейчас вы тоже страдаете?
Очень.
Ну что же, тогда вернемся.
Уже, сударыня?
Конечно.
Ах да! Правда, прошептал молодой человек, я и забыл, что господин Моран должен вернуться из Рамбуйе до наступления сумерек, а уже смеркается.
Женевьева посмотрела на него с упреком.
Опять! сказала она.
Почему же в прошлый раз вы произнесли столь пышную хвалебную речь о господине Моране? спросил Морис. Это ваша вина.
А с каких это пор, спросила Женевьева, перед людьми, которых ценишь, нельзя говорить того, что думаешь о человеке, достойном уважения?
Слишком сильно это уважение, раз оно заставляет вас так ускорить шаги из опасения опоздать на несколько минут.
Сегодня вы крайне несправедливы, Морис. Разве я не провела с вами часть дня?
Вы правы, я действительно слишком требователен, вновь начал Морис, поддаваясь горячности своего характера. Пойдемте к господину Морану, пойдемте!
Женевьева чувствовала, как досада переполняет ее сердце.
Да, согласилась она, пойдемте к господину Морану. Он, по крайней мере, друг, который никогда не доставляет мне неприятностей.
Да, такие друзья всегда ценны, сказал Морис, задыхаясь от ревности, что касается меня, я уверен, что хотел бы иметь таких.
В это время они уже шли по большой дороге; горизонт алел в последних лучах заходящего солнца, которые играли на позолоченной резьбе собора Инвалидов. И первая звезда, та самая, что однажды вечером уже привлекла взор Женевьевы, засияла в невесомой лазури неба.
С грустной покорностью Женевьева выпустила руку Мориса.
Что с вами? Вы и меня заставляете страдать, сказала она.
Ах, откликнулся Морис, я ведь не так искусен, как некоторые из моих знакомых. Я не умею заставлять себя любить.
Морис! воскликнула Женевьева.
О сударыня! Если он всегда добр, всегда в ровном настроении, то только потому, что не страдает.
Женевьева вновь оперлась своей белой рукой на сильную руку Мориса.
Прошу вас, произнесла она изменившимся голосом, не надо больше, не говорите!
Почему?
Потому что ваш голос причиняет мне боль.
Итак, все во мне вам не нравится, даже голос?
Молчите, заклинаю вас.
Повинуюсь, сударыня.
И пылкий молодой человек провел рукой по лбу, влажному от пота. Женевьева видела, что он действительно страдает. Такие натуры, как
Морис, испытывают неведомые страдания.
Вы мой друг, Морис, сказала Женевьева, подняв на него ангельский взор, драгоценный друг. Сделайте так, чтобы я не потеряла этого друга.
О, вы не будете о нем долго сожалеть! воскликнул Морис.
Вы ошибаетесь, сказала Женевьева, я буду сожалеть о вас долго, всегда.
Женевьева! Женевьева! воскликнул Морис. Сжальтесь надо мной! Женевьева вздрогнула.
В первый раз он произнес ее имя с таким глубоким чувством.
Хорошо, продолжал Морис, поскольку вы обо всем догадываетесь, позвольте мне сказать вам все, Женевьева, даже если вы должны будете убить меня взглядом Слишком долго я молчу, я буду говорить, Женевьева.
Сударь, прервала его молодая женщина, я ведь вас умоляла во имя нашей дружбы молчать. Сударь, я умоляю вас об этом снова, сделайте это ради меня, если уж не ради себя. Ни слова больше, именем Неба, ни слова больше!
Дружба, дружба Ах, если вы питаете к господину Морану дружбу, подобную той, какую выказываете ко мне, я не хочу больше вашей дружбы, Женевьева: мне нужно больше, чем другим.
Ну, довольно, остановила его г-жа Диксмер жестом королевы. Довольно, хватит, господин Ленде. Вот наш экипаж, соблаговолите отвезти меня к моему мужу.