Почему я балда?
А потому, что ни хрена не понимаешь в медицине! воскликнул «Филипп Филипыч», потрясая бинтами. Видишь? Чистые они! Нету гноя! А коли зашил бы сразу, а внутри грязь осталась? Что бы вышло? Знамо, что: антонов огонь! Потому и водкой промыл, и оставил на ночь рану открытой, чтобы вымыло кровью и сукровицей всю грязь. Но в твоем случае повезло: бритва почитай тот же скальпель!
Спорить с доктором я не стал. Хотя сразу на ум пришло: сколько бактерий было на бритве марсельца одному богу известно! Слабо представляя практикуемые методы дезинфекции, с ужасом подумал: «Вряд ли этот пьянчуга прокипятил иглу. Шьет ею всех подряд: с сифилисом, с желтухой». Я покрылся испариной, живо вообразив весь доступный набор заразы, что мне грозила в результате операции.
Доктор! жалобно простонал. Давай водки выпьем! И иглу в ней искупаем!
Да у тебя горячка что ль приключилась возмутился «Филипп Филипыч». Переводить продукт на этакое непотребство! Что ж до предложения выпить, очень дельное то предложение. Это завсегда, с превеликим нашим удовольствием! Угощаешь?
Доктор, миленький, ну что тебе стоит? Считай моей блажью это купание. Примета такая. Напои железо, чтоб оно к тебе добрее стало! выдал я откровенную чушь, надеясь все ж убедить хоть таким кривым путем.
Боже, боже! До чего темный народ! Где великая наука, и где вы, погрязшие в суевериях O Tempora! O Mores! Зимой явился ко мне купец Чувакин. Вроде, не из простых мещан, носа за околицу не казавших поездил по миру. Жаловался на боли в груди и горле. Решил ему подарок сделать: выдал французский горчишник. Прилепляй, говорю, на спину будет тебе счастье. Возвернулся через три дня. Не помогло, говорит. Куда ж ты его налепил, спрашиваю? Он спиной ко мне развернулся, а там боже мой! горчишник заграничный, денег немалых, прям поверх тулупа! Да ты и не поймешь, о чем я толкую!
Все я понял! Горчичник следовало на голую спину и грудь лепить?
Все-то вы, греки, знаете! Все-то у вас есть! подозрительно глянул на меня доктор вместо того, чтобы оценить мои познания.
Дорогой ты мой человек! Ну, давай все ж тяпнем! И мне не так больно будет, и тебе в радость! Может, руки перестанут так дрожать? Вот тебе рубль, купи две бутылки одну нам, другую для иглы с нитью!
Ого! Так за серебро я не нашенскую возьму французскую! доктор сцапал с моей ладони монету и умчался со скоростью чайного клипера под попутным ветром.
Причастились перед операцией виноградной водкой из Бордо. Подобревший врач купать в ней иглу с нитью категорически отказался и использовал хлебное вино, запахом своим напоминавшее полугар или самогон на зерне.
Не знаю, помогла ли такая дезинфекция, мне же алкогольная анестезия пособила мало. Я кряхтел и стонал, слыша, как игла с треском пробивает кожу, и срывался в крик, когда «Филипп Филипыч» сшивал рассеченные мышцы.
Он пытался меня отвлечь «байками из мертвецкой».
Темный у нас народ ужасть! Рассказал мне свояк, как у них в деревне хоронили покойников после холеры. Могилки закопали и давай за попом гоняться, одежды с него срывать! Он убегать! А крестьяне вдогонку: священника закопаем холера сгинет! Хорошо, хоть не догнали.
Далее он переключился на истории из анатомического театра. Мне от подобных россказней еще больше поплохело.
Закончив операцию и промыв водкой свежий шов, доктор вымыл руки и сказал:
Есть что-то в твоей идее иглу перед операцией протирать. Надо было спиртом, поздно догадался. Я ведь тоже противник антисанитарии. Из-за нее и пострадал. Вот ты думаешь, меня за пьянку из морского лазарета выгнали?
Так люди рассказывают, признался я как на духу.
Брешут твои люди! рассердился доктор. Коли за пристрастие к горячащим кровь напиткам всех в отставку, работать на Руси будет некому! Я, братец, столько докладов написал про лазаретную грязь да про переполненность больницы военными и арестантами Надоел чиновникам, вот они меня и спровадили на вольные хлеба!
Я по-иному взглянул на врача. Вроде, опустившийся человек. Речь уже испорчена общением с простонародьем. А поди ж ты, за идею пострадал!
А давай, доктор, еще по рюмке французской!
Не откажусь! Выпить после операции считай, как после бани! Святое дело!
В тот же день меня перетащили в комнаты к Микри. Изрядно навеселе.
В болезнях, в больницах, операциях нет ничего хорошего. И недаром люди, рассуждая о ценности своей жизни, всегда во главу угла ставят здоровье. И недаром, «будь здоров, или будем здоровы» наверное, самое распространенное пожелание и тост во всем мире. Но если уж заболел, что, увы, неизбежно и со всеми случается, есть только одна приятная сторона в таком случае: забота близких о тебе немощном.
Ударную дозу этой заботы я получил сразу же, как был внесен в свою комнату. Лежанка моя была застелена свежим бельем, и уже на ней возвышалась гора из подушек. На столе стоял поднос с дымящейся бараниной и кувшин с вином. Сестра, Микри и Янис стояли почетным караулом. Тут же бросились помогать укладывать меня, взбивая и распределяя подушки. Меня удивило, но больше обрадовало поведение сестры. Я был готов к тому, что она встретит меня со слезами на глазах, с криками о том, как я напугал их. Одним словом, повторится та же сцена, что и днями ранее, когда она рыдала, обнимая избитого Яниса. Но сейчас Мария напоминала боевого командира: ни тени страха, ни одной слезинки, голос твердый и уверенный, без дрожи раздающий короткие и четкие приказы.