Но вот однажды мамаша нашла для разговора со мной и другую тему.
Помню, вернулся я из школы, пообедал и, как всегда, засел проверять тетрадки своих учеников. По обыкновению, замурлыкал свою любимую песенку о кудрявой Таучё. Мать сидела тут же и перебирала верблюжью шерсть. Послушав несколько минут мои вокальные упражнения, она сказала:
Сын мой! Чем во все горло воспевать какую-то неизвестную девицу, лучше бы ты подумал о том, что тебе пора обзаводиться семьей. Мне возиться с тобой надоело, я уже стара. Сил у меня осталось мало, и к тому же я хочу разводить новую породу бронзовых.
От злости я чуть не задохнулся, до чего дошло жениться, и то я должен в интересах индюков! Но грубить матери я не стал, а, изобразив на лице скромность, ответил:
Я и сам подумывал об этом, мать, но как-то неудобно было заговаривать на такую тему первому.
Хи-хи! смеется мать, Скажите, какой стыдливый! Знаю я вас. Молчит, молчит, а потом приведет какую-нибудь прическу и бухнет: «Вот моя жена!» Перестань ломаться и скажи прямо: выбрал ты себе невесту или и эту заботу взвалишь на мои плечи?
Признаться, я перепугался: а вдруг мамаша сама займется подбором невесты для меня! Ведь я уже нашел ее сам, и лучше Лизы для меня никого на свете не было. Мать об этом не знала ничего, ибо она постоянно торчала на ферме и не могла делить свое внимание между мной и индюками.
А пока я молчал, придумывая, как бы выйти из положения, мамаша продолжала меня шпиговать:
Может быть, ты еще слишком молод! Куда торопиться! Вот когда ты приобретешь лысину величиной с тарелку, а зубы, наоборот. растеряешь, вот, может быть, тогда
Ладно, говорю, перестань, мать, сверлить мое сердце. Дело в том, что невеста у меня уже есть. Это Лиза Соловьева.
Лиза Салбиева? переспрашивает мать, притворившись глухой.
Русская девушка, которая работает на почте.
На почте? Гм ворчит мамаша. До чего умен мой дорогой сын, моя надежда на старости лет!.. А на каком языке я буду с ней разговаривать? продолжает она. Мы наймем переводчика, или ты, благородный Мухарбек, бросишь работу и сам будешь нашим толмачом?
Я подавленно молчал. Зато мать продолжала тарахтеть:
Кто эта Лиза, я не знаю, но сдается мне, что она похожа на Аличку. А если такая девушка переступит мой порог, я немедленно ухожу к своим индюкам.
Аличка, точнее, Аллочка, о которой вспомнила мамаша, была действительно примечательная девушка. Работала она в сельпо и в свободное время разгуливала по селению в самых необычайных нарядах, пугая детей. Ей ничего не стоило в летнее пекло напялить чернобурку и ботинки, опушенные мехом, а зимой она щеголяла в красной кружевной шляпке, еле прикрывающей макушку. Брошь у нее была размером с блюдце, а к поясу она прикалывала шикарный букет из бумажных тыквенных цветов. Работала Аллочка недолго: после какого-то недоразумения с шерстяными кофточками она покинула наше селение
Да нет же, мама, говорю я, Лиза совсем не похожа на Аллочку!
Ну, этого я не знаю, говорит мать, но думается, что она по хозяйству ничего не смыслит, и от этого брака я для себя и для своих индюков ничего хорошего не жду.
Не выдержав, я схватил шапку и выбежал на улицу. Там я неожиданно встретил заведующую детским садом Фаризу Калманову и рассказал ей о своем горе.
Ай-ай! говорит Фариза. Плохо твое дело, Мухарбек!
Уж ты только об этом не говори Лизе, предупреждаю я, Вот характер у матери! Еще не зная девушки, она уже настроилась против нее.
Тетушка Диссагет любит только своих индюков, говорит Фа риза. А скажи, Мухар, твоя мать видела когда-нибудь Лизу?
Где ей! говорю я. Из-за своих питомцев она и света белого не видит. Я уверен, что она и тебя, встретив на улице, не узнает.
Фариза смотрит на меня, я на Фаризу.
Слушай, говорит она, а почему бы ей самой не выбрать тебе невесту?
Стыр бузныг[1], говорю я, ничего глупее за последние десять лет я не слыхал! Представляю себе, что это будут за выборы.
Да ты сначала выслушай, говорит она и без передышки, за две минуты выкладывает свой план, от которого я прихожу в восторг и соглашаюсь на все. На том мы расстались.
В воскресенье я проснулся рано. Побрился, позавтракал в одиночестве, ибо мамаша спозаранку ушла на ферму. В этот день в инкубаторе должна была вылупиться первая партия бронзовых индюшат, п, без сомнения, если бы мать не пошла туда, птенцы так бы и остались сидеть в своей скорлупе.
Надев синий костюм, желтые ботинки, надушившись одеколоном, я отправился к мамаше. Встретила она меня недружелюбно и заявила', что запах моих духов вряд ли понравится птицам. Но я, выполняя заранее намеченный план, не обратил на ее выпад никакого внимания и участливо спросил:
Мать, как твои индюшата? Я так беспокоюсь за них! Вот пришел проведать.
Старуха растрогалась до невозможности.
Мухарбек, дорогой мальчик, говорит она, прослезившись, а мне-то всегда казалось, что ты их терпеть не можешь!
Как ты заблуждалась! восклицаю я, Разве можно не любить этих чудесных птичек! Какие у них перья, какие хвосты!
Кхе-кхе Меня всегда больше интересовала их упитанность, суховато говорит мамаша, но, во всяком случае, спасибо за