Шрифт
Фон
Явление двадцать четвертое
Пентесилея. Вносят труп Ахилла, покрытый красным ковром. Протоя и прочие.Первая амазонка
Смотрите, девы, вон она идет.
Крапивой и боярышником тощим
Себе чело украсив вместо лавров,
И следует, ужасная, за трупом,
Свой страшный лук неся так горделиво,
Как будто ею враг сражен заклятый!
Вторая жрица
О, эти руки!
Девы, отвернитесь!
О мать!
Клянусь Дианой всеблагой,
Я не причастна к мерзкому деянью!
Она к верховной жрице подошла.
Гляди, кивает ей.
Исчадье Орка!
Прочь, гнусная! Вот это покрывало
Возьмите и прикройте ей лицо.
Первая амазонка
О труп живой! Она не шевелится.
Нет, головой кивнула.
Вновь кивает
Кивает, жрице под ноги смотря.
Глядите же!
Чего ты хочешь, призрак?
Уйди! Исчезни! С вороньем живи:
Твой взгляд лишает жизнь мою покоя.
Так! Ясно
Вот теперь она спокойна.
Она хотела, чтобы труп Пелида
К ногам верховной жрицы положили.
Третья амазонка
Но почему к ногам верховной жрицы?
Что думает она?
Что это значит?
Зачем положен труп передо мной?
Пусть горы неприступные сокроют
Его и память о твоем деянье!
Иль я тебя кого и человеком
Нельзя назвать толкнула на убийство?
Нет, если бы из кротких уст любви
Подобные веленья исходили,
У фурий мы бы кротости учились!
Она по-прежнему глядит на жрицу.
В глаза ей смотрит.
Пристально и твердо,
Как будто в душу хочет ей проникнуть.
Протоя, уведи ее отсюда.
Мне вид ее несносен.
Горе мне!
Ну, соберись же с духом!
Слишком гнусно
Ее злодейство. Дай мне здесь остаться.
Мужайся. Не забудь, кто мать ее.
Ступай и увести ее попробуй.
Нет, на нее смотреть я не могу.
Она стрелу разглядывает жадно.
Ее повертывает, крутит
Третья амазонка
Мерит.
Не этой ли стрелою он сражен:
Да, этой.
Кровь она с нее счищает,
Стирает пятна все до одного.
О чем она при этом размышляет?
О как любовно перья на стреле
Разглаживает, сушит? Всё, как надо.
Взгляните же.
Иль так она привыкла?
И прежде было так?
Да, лук и стрелы
Она обычно чистила сама.
Она их свято чтила, это правда.
Глядите-ка, сняла с плеча колчан,
Стрелу назад, в ее гнездо, вставляет.
Готово.
Всё теперь опять в порядке.
И вот уж вновь она глядит на мир.
О, скорбный взгляд, безжизненный и мрачный,
Как почва солнцем выжженной пустыни!
Сады, спаленные потоком лавы,
Которую земля из недр извергла
На грудь свою цветущую, и те
Отрадней, чем лицо царицы нашей.
Внезапно Пентесилея содрогается от ужаса и роняет лук.
Верховная жрица
Чудовище!
Что там еще такое?
Лук выпал у нее из рук на землю.
Подпрыгнул
Звякнул, кружится, упал
В последний раз затрепетал
И умер,
Как если б Танаисой был рожден.
Верховная жрица(внезапно поворачиваясь к Пентесилее)
Прости меня, великая царица!
Диане всеблагой ты угодила
И утишила гнев ее опять.
Я признаю, что даже Танаиса,
Создательница государства женщин.
Достойней не употребляла лук.
Молчит.
Глаза расширились.
Подносит
Кровавый палец к ним. Что с ней? Смотрите!
О, этот взгляд! Как нож он в сердце входит!
Слезу с ресниц смахнула.
О Диана,
Какая то была слеза!
Такая,
Которая, проникнув в грудь людскую,
Бьет в пламенный набат всех наших чувств
И возглашает: «Горе!» чтобы хлынул
Весь род ее отзывчивых сестер
Из наших глаз и, озером разлившись,
Оплакал гибель сломленной души.
Верховная жрица(с горечью)
Но ей помочь Протоя не желает,
И здесь ее отчаянье убьет.
Приди и отдохни, моя царица,
Здесь, на груди твоей Протои верной.
Был страшен день. Сражалась много ты
И выстрадала тоже много столько,
Что вправе ты склониться мне на грудь.
Что ж вы стоите? Сесть царица хочет.
Ты узнаешь меня, сестра?
С тобой
Твоя Протоя любящая рядом.
Перед тобой колена преклоняет
Моя душа, скорбя
Но ты устала!
Твой вид твое занятье обличает:
Ведь рук не выпачкав, не победишь.
Какое ремесло такое платье.
Но почему б тебе лицо и пальцы
Не освежить? Я принесу воды?
Да, дорогая?
Да, она согласна.
Шрифт
Фон