Много мафии, ответила Мейбел беспечно, а Вандер постеснялась спросить, что такое мафия.
Некоторое время стояла тишина, не считая далёких криков других девочек, беготни ящериц в траве и фырканья Холлоу.
Хе-хе.
Кар.
«Замолчи», громко подумала Вандер, надеясь, что он услышит её мысли ведь ему часто это удавалось.
А ты где живёшь? наконец спросила Мейбел.
Вандер знала, что этот вопрос прозвучит. Она знала, что рано или поздно придётся сказать Мейбел правду. Но в душе у Вандер что-то сжалось и съёжилось.
А вдруг Мейбел, узнав про всё, что у неё не так и чего ей недостаёт, решит, как другие девочки, что не понимает Вандер? Что больше она не может с ней разговаривать? Что они не могут дружить?
Это будет трагедия.
Но Вандер не умела врать. Она никогда этому не училась. Поэтому, уставившись на свои бледные пальцы, она храбро сказала правду.
У меня нет дома, ответила Вандер. Но есть комната. Она взглянула на Мейбел. Хочешь посмотреть?
Глава 4 Комната Вандер
Вандер теребила нитку и ждала, когда Мейбел заговорит. В животе у неё стягивался узел. За окном, на ветке серебристой берёзы Холлоу терзал пурпурного червя. Время от времени он заглядывал в комнату, но когда Вандер смотрела на него, ворон отворачивался.
До неё доносилось его ворчание:
Ей не понравится. Здесь темно и скучно. Она убежит. Помяни мои слова. Она убежит и не вернётся. Может, это и к лучшему.
Здесь прекрасно, сказала Мейбел.
Вандер выпустила нитку и взглянула на Мейбел открыв рот.
Правда? шёпотом спросила она. Тебе нравится?
Я в восторге! ответила Мейбел и захихикала. Это же твой собственный маленький мир!
Вандер обвела взглядом комнату, пытаясь увидеть её глазами Мейбел. Ряды книг в пыльных кожаных переплётах как будто обрели особое волшебное обаяние. Маленькая свечка, воткнутая в старую бутылку Вандер зажигала её, когда ночи становились слишком тёмными, казалась гораздо романтичнее и интереснее.
У героинь в книжках были свечи, так ведь? Они читали при них по ночам, как Вандер. Она давно мечтала о фонаре, но сейчас сейчас свечка выглядела просто замечательно если смотреть на неё глазами Мейбел.
Даже паутина казалась серебристее и как будто сияла. И грубое шерстяное одеяло
Вандер цеплялась за это одеяло столько лет, хотя, в общем, не нуждалась в нём. Но ей казалось, что от него пахнет матерью. Возможно, уже не пахло; скорее всего, все напоминания о матери частички кожи, выпавшие волосы давным-давно исчезли, превратились в пыль.
Но Вандер представляла, что в одеяле по-прежнему что-то заключено. Что её мать часть одеяла, а одеяло часть матери. Его ветхость не имела никакого значения, пока Мейбел не села на него и тогда показалось, что одеяла хуже нет на свете.
Но теперь
Теперь оно казалось самым роскошным из всех одеял. Мягкое, уютное, богатое. Это одеяло могло принадлежать какой-нибудь французской виконтессе.
Здесь неплохо, Вандер пожала плечами и покраснела, пытаясь скрыть гордость. Хотя иногда одиноко.
Мейбел покачала головой:
Это не одиночество. Это свобода. Дома мама и папа вечно кружат надо мной как мухи. Когда закончатся уроки, они придут, будут трясти решётку и звать меня. Вот почему сегодня утром я задержалась. Они хотели меня проводить. Донести сумку. Познакомиться с учительницей. Проследить, чтобы я села за нужную парту Мейбел вздохнула и закатила глаза. А потом заметила что-то в лице Вандер болезненную гримасу или проблеск грусти. А ты как живёшь? негромко спросила она. Кто твои мама и папа?