Сейчас ты у меня крылышками то помашешь.
Палец плавно нажал на крючок, раздался выстрел и длинный гитлеровец, взмахнув руками, упал на землю как сломанная ветка.
Первый, шепнул себе Иван.
Он не расслышал, как, прошелестев издалека, снаряд рванул рядом с окопом. Все исчезло для него
С трудом разлепив глаза, Иван приподнялся на локтях. Сквозь свист в ушах расслышал грохот боя, и он понял жив.
Жив! Так вашу мать, негромко крикнул он, пытаясь, перевернутся на бок. А когда это ему удалось, он вдруг обнаружил, что в его окопе, развороченном взрывом и ставшем вдвое больше, кряхтел, силясь встать, ещё один человек Присыпанный землёй, он сжимал в руке длинное, старинное ружье.
Вокруг трещали автоматные очереди, грохотали взрывы, а Иван внимательно разглядывал странного соседа: наш или не наш Одет как-то чудно. Может, долбануть его прикладом да скрутить, а там и доспрашать?
Иван отвёл, было в сторону винтовку для замаха, но сдержался. Высокий головной убор соседа украшал спереди белый, металлический, двуглавый орёл. Темно-зелёный кафтан с красными матерчатыми погонами был сильно заляпан грязью и копотью. На Ивана из-под козырька смотрели два настороженно изучающих темных глаза. И вдруг под черными, запорошёнными сизой пылью усами промелькнула улыбка.
Ишь, затихает Видать, выдохся басурман-то, сказал незнакомец сдавленным голосом.
Отбили, автоматически согласился Иван и тут же, опомнившись, спросил: Ты кто таков?
Иван Лапоть мы, спокойно ответил собеседник, родом из Смоленской губернии, села Ивановки, бывший крепостной барина нашего Семигубова, мать его в душу. Ныне рекрут Семеновского полка.
Какого полка? опешил Иван Смирнов и вдруг рассердился. Ты чего тут мелешь? Рекрут, барин. Ты что с неба свалился?
Да нет, спокойно произнёс Ванька Лапоть, как только пошёл на нас француз, унтер-то наш, Карла толстопузая, бочка пивная в первом же бою убег. Тогда мы своего, из солдат, сами над собой поставили. Вот командир-то наш и кричит: "Ближе их подпущай, ближе, сукиных детей. Покажем, что такое штык да пуля русская! Встретим по суворовски!"
Прицелился я в одного французика, зло сплюнул Иван, Они вначале-то красиво шли. Один прямо нам ходу вино из бутылки пил Сбил я его. С виду здоровый детина, а пульки малой хватило. Не помню, сколько бой шёл, смотрю, бегут мусью. Вскочил я в атаку, да тут "подарок" послал басурман. Взорвалась надо мной бомба. Словно оглоблей по маковке садануло. Очнулся я, глядь, ты из-под земли вылезаешь. Хорошо, матюкнулся по нашему. А то б прикладом то, приголубил. Видать,
и на том свете без русского солдата не обойтись.
Иван слушал своего тёзку, верил ему, и не верил. Это что же получается, с предком своим в одном окопе встретился. Помнится, както политрук рассказывал о той войне с французами. Мол, отступали наши, отступали, и Москву отдали. А потом как вдарили и погнали Наполеона по той же дороге, по которой он пришёл чуть ли не полтора века минуло с тех пор
Иван достал кисет, подаренный ему на прощание женой, скрутил цигарку, затянулся крепким табачным дымом и протянул самокрутку собеседнику. Тот бережно принял цигарку, затянулся, и улыбка вновь блеснула из-под его усов.
Хорош Словно медку гречишного хлебнул.
Хорош, согласился Иван, У тебя жена, дети есть? спросил он.
Была, помрачнел солдат, была и жена-красавица, и лапушка-дочка. Да беда сгубила, и любовь и жизнь нашу. Раз увидел барин жену мою в поле и приказал к себе отвести. Скрутили её, на подводу бросили. Дочурка наша, шестой годок ей шёл, бросилась к барину, кричит: "Мама, мама!" Только тот и слушать не стал. Хлестнул арапником по светлой головке и укатил. Когда прибежал я, доченька моя лежала на дороге, а кровушка её алая в пыли растеклась.
Перевернулось тут у меня сердце. Взял я рогатину и к хоромам барским
Снова затряслась земля от взрывов. Расцвела рваными ранами воронок. За артподготовкой поднялась в атаку новая волна вражьей цепи.
Эх, браток некогда и поговорить то нам по-человечески, вздохнул Иван, поднимая винтовку, а сколько рассказать хотелось о жизни нашей. Да некогда. Опять, гады полезли. Давай угостим их, как положено.
Угостим, поднял длинное своё ружьё другой Иван, досыта накормим.
Бой разгорался. Все гуще становился визг вражьих пуль. И когда убило одного Ивана, другой склонился над ним, закрыл ему глаза, вздохнул тяжко:
Не дождалась тебя жинка, браток.
Взял Иван винтовку друга, передёрнул затвор, как будто всю жизнь это делал, прицелился, выстрелил.
Ничего, процедил он сквозь зубы, ничего, сочтёмся и за кровь, и за слезы. Хоть и чёртово племя вы, а от пули не уйти
Запнулся солдат. Нашёл и его горячий кусок металла, прямо в сердце попал. Разжались пальцы, выпуская винтовку. Медленно осел Иван в окопе, руки бессильно уронил на землю. Промчался над окопом враг, подняв клубы дыма и пыли над дорогой, по которой погонят его назад.
80- е годы.
Сапёры осторожно перенесли останки солдат двух эпох. Похоронили их на окраине села, со всеми воинскими почестями.
Сияют под солнцем бронзовые буквы: "Русским героям вечная память и слава".