Это был веселый вечер. Одевшись в костюм вагабунда, веселого студента-бродяги, Роланд носился по подземным переходам городского замка, где был устроен фашинг. Пожалуй, нигде до этого он не видел такого огромного собрания симпатичных девушек. Прямо-таки глаза разбегались. Цветастые платья цыганок, облегающие костюмы амазонок, зеленые курточки лесных стрелков, златокудрые нимфы, прехорошенькие горничные в белых передниках, обольстительные танцовщицы из варьете. У него дух захватывало от соседства с ними. Временами, казалось, он погружался в зыбкое волнующееся море женских улыбок, призывных взглядов, манящих движений. И он следовал за ними без оглядки, безраздельно отдаваясь музыке и танцам. Они давно потерялись с Гердом в этом вихре разноцветных девичьих нарядов.
Оркестр заиграл блюз, и он пригласил оказавшуюся рядом с ним миловидную блондинку с открытым взглядом больших серых глаз. Весь остаток ночи он танцевал только с ней. Эрика настолько просто и естественно вошла в его мир, что он как следует даже не понял новизны случившегося. У него было впечатление, будто они знакомы уже давно и встретились лишь после небольшой разлуки. Ему было с ней весело, хорошо и приятно, когда она сказала:
А вы в танцах поэт.
Потом они вместе пошли пить пиво и есть белые колбаски в старом ресторане «Донизль» на Мариен-платц, который известен всему Мюнхену
«Интересно, как бы отнеслась Эрика к моему сегодняшнему поединку?» подумал Роланд, но представить себе этого не успел, на лестнице раздались голоса приятелей.
Привет железному рыцарю! заорал один из вошедших.
Прикрой-ка глотку! цыкнул на него худой, длинный как жердь блондин со шрамом на лбу. С таким горлопаном я бы не пошел на трудное дело.
В клетушке Роланда с трудом разместились шестеро вошедших.
Уверенность долговязого выдавала в нем предводителя. В глаза бросались крепко сжатые скулы. Жесткий голос отрывисто обрывал любую тираду.
Хватит трепаться, заявил он, хотя никто не сказал и трех слов. Ближе к делу. Вот твой костюм, Роланд.
Он бросил к его ногам рюкзак. Такие же вещевые мешки были у каждого из вошедших.
Дитрих достал ключи от подвалов замка. Каждый из вас всю неделю угощает его пивом.
Щуплый блондин, сидевший ближе всех к двери, важно надулся.
Переоденемся в замке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Надеюсь, все сабли в порядке? тоном, не допускавшим сомнения, заявил долговязый.
Да, да, все в порядке, несколько торопливо проговорил Роланд.
В
его обязанность входило подготовить сабли, протереть их специальным составом, предотвращавшим заражение крови. Он молча раздал каждому по длинному пакету: сабли были тщательно завернуты и обвязаны шнуром. Сам он взял две, свою и запасную, на тот случай, если кому-нибудь не повезет и сабля сломается. Это была его инициатива, и он заметил, как предводитель одобрительно взглянул на него.
С нами бог и вера! Долговязый встал и, пригнув голову, чтобы не задеть низко нависшую балку, шагнул к двери.
В этот момент в дверь постучали. Присутствовавшие застыли в самых неудобных позах. Роланд вздрогнул, но тут же взял себя в руки и, не отвечая на злой вопросительный взгляд вожака, прошел мимо него и открыл дверь.
Добрый вечер, фрау Блюменфельд, с этими словами он вышел на лестничную площадку, прикрыв за собою дверь.
Извините, у меня сегодня беспорядок, я начал генеральную уборку, послышался его приглушенный голос с площадки.
А мне послышалось, что вы только что пришли, и я хотела передать вам это письмо. Его по ошибке положили в мой ящик. Я совсем не знала, что у вас есть родственники в Мюнхене, господин Хильдебрандт, тараторила фрау Блюменфельд, жившая в квартире на четвертом этаже, как раз под мансардой Роланда.
Молодящаяся вдова, немногим более сорока, она с добровольной настойчивостью опекала Роланда вниманием и заботами. Своим богатым жизненным опытом она хотела облегчить его спартанское студенческое существование и скрасить неуютную одинокую жизнь. Роланд не раз слышал от нее эти слова за чаем, на который она приглашала его вечером по субботам. Причем в последней фразе всегда звучали загадочные нотки, которые при желании собеседника могли послужить началом для более интимного разговора. Молодой, жизнелюбивый Роланд ничего не имел против хорошо заваренного чая с теплым яблочным пирогом, но старательно избегал в разговоре теплого взгляда своей соседки, предпочитая ограничиваться только материнской частью ее внимания.
Сегодня ее приход вызвал у него раздражение. Но приятные воспоминания о субботнем пироге вовремя сбили поднявшуюся пену возмущения и заставили его любезно извиниться:
Прошу прощения, фрау Блюменфельд, что не могу вас пригласить в свою келью. Мне просто стыдно принять вас среди такого содома и гоморры.
Вы всегда так мило преувеличиваете, господин Хильдебрандт. Вот ваше письмо. И не забудьте: завтра суббота. Голос фрау Блюменфельд был похож на игристое шампанское, взбудораженное теплом ладоней.
Спасибо, фрау Блюменфельд. Забыть о вашем штруделе это преступление. Роланд поклонился и спиной открыл дверь в свою комнату.