Вообще-то, если хочешь к Ларисе, тебе уже пора двигать, сказал ему Кеша, взглянув на часы. Пошли, я тебя посажу на поезд. Тут все просто. Доедешь до конца, это минут тридцать сорок, выйдешь, а там она тебя встретит. Я ей позвоню, предупрежу, что ты выехал.
А как я ее узнаю?
Узнаешь, не ссы. Кеша хлопнул его по спине. Она тебя уж точно узнает. Свежачка с самолета сразу видно.
Я что, так бросаюсь в глаза?
Американец не врубится, а наш брат-эмигрант тебя сразу вычислит. Ничего, может, оботрешься. Хотя некоторые и через пять лет здесь выглядят так, словно только что вышли за пивом в тапочках из своей питерской коммуналки. Тебе про сабвей, наверно, ужасов всяких дома наговорили? продолжал Кеша, пока они шли к эстакаде. Особенно не переживай. У нас ветка не самая лучшая, конечно, но и не самая страшная. С непривычки, может, не понравится тебе, не выгляди в случае чего испуганным, но и сам на рожон не лезь.
А «в случае чего» это в каком смысле? Не пояснишь? В случае, если резать будут? Алексей улыбнулся. Ему не верилось в правдивость всех питерских сплетен о нью-йоркском метро. Уж очень легко здесь дышалось, очень уж спокойно он себя чувствовал.
Да никто тебя резать не будет. Что за чушь. Просто черные могут пристать. Ну и сумасшедших много гуляет. Они как раз в основном в метро и живут. Тяжелое наследие правления президента Рейгана.
Почему?
Это же он всех тихих сумасшедших из дурдомов повыпускал. С одной стороны сокращение расходов на содержание, с другой опять же, права человека. Рейтинг себе поднимал таким образом. Ну они, понятно, из дурдомов все в метро переселились. Они стояли на грязном перроне подземки, и Кеша то и дело поглядывал на часы. В отличие от уличного тротуара, платформа была действительно грязной со следами плевков, окурками, обычная, словно петербургская пригородная, Удельная какая-нибудь или Лаврики. Ну и безработные тоже Кеша переминался с ноги на ногу в нетерпении. Целые династии там у них. Папа безработный, дед безработным был и детишки тоже безработные. Живут в тупиках, магнитофоны там у них, телевизоры на батарейках Принципиальные такие тунеядцы. Во, поезд, с видимым облегчением сообщил Кеша. Давай, садись, понял все? Едешь до конца, там Лариска тебя встретит. Вот ее адрес на всякий пожарный. Кеша сунул Алексею в руку картонную белую визитку. Позвони мне обязательно, когда придете домой. И не забудь ей подарочек передать.
Да не забуду, Кеша. Спасибо тебе.
Да пока не за что, ухмыльнулся Кеша. Давай, увидимся. Приезжайте с Лариской ко мне. Только договоримся, когда Ксюхи дома не будет. Она меня ревнует ко всем бабам здешним. Кеша хмыкнул. Делать мне больше нечего, как по бабам шляться. Ну пока, турист.
Он проводил взглядом оглядывающегося по сторонам Алексея, видел, как тот, стараясь выглядеть уверенно и независимо, плюхнулся на жесткое сиденье и вытянул ноги. Вагон был почти пуст и ничего угрожающего из себя не представлял. «Вот и славно», подумал Кеша. Он повернулся, прошел сквозь турникет и спустился на улицу.
Он почти сразу забыл об Алексее во всех деталях нужно было обдумать завтрашний день. Завтра он мог наконец
разбогатеть. Но могли случиться и крупные неприятности, крупные настолько, что Кеша старался не сосредоточиваться на них.
В принципе, он все продумал. Голова у него варила дай Бог каждому московская школа. Он всегда гордился своей предприимчивостью и в особенности осторожностью. Именно она дала ему возможность разбогатеть в Москве. И здесь, при всей сомнительности нынешнего его бизнеса, подняла доходы до черты, о которой он и мечтать не мог, когда сам, вот так, как Лешка, приехал из аэропорта Кеннеди зеленым эмигрантом. Кеша глубоко вдыхал свежий вечерний воздух курить он бросил полгода назад и теперь, после месяца мучений, когда не находил себе места, жевал резинку, лузгал семечки, ел без конца, но не мог избавиться от мыслей о сигарете, теперь наслаждался относительной чистотой своих легких, пил воздух большими глотками, как хорошую минеральную воду.
Кеш?
Он быстро обернулся. Облокотившись спиной о стену, на корточках сидел, растопырив острые коленки, худой, как соломинка, парень. Темная футболка болталась на нем, не скрывая торчащих ребер, узкие белые джинсы были местами серыми от пыли, однако черные кеды выглядели совершенно новыми, словно только что из магазина. Да они, вероятно, и были только что украдены в каком-нибудь супермаркете паренек явно не был способен хоть что-то купить.
Кеша, повторил тот, не признал?
A-а, Джонни? Привет, привет. Задумался, знаешь ли, не заметил тебя. Я тороплюсь, извини. Он повернулся и успел сделать пару шагов, как сидящий у стены знакомый снова окликнул его:
Кеша, слушай, нехорошо старых друзей забывать. Постой, поговорим.
Ну, чего тебе?
Чего-чего. Поболтал бы с земляком, сигареткой бы угостил.
Я не курю.
Серьезно? И давно? В Москве-то две пачки в день садил «Мальборо». Рассказал бы об успехах своих, о трудностях
Джонни, у тебя есть дело ко мне? Или нет? Давай короче.
В последнее время они виделись редко. Джонни мелкий московский фарцовщик, врун и крайне неприятный тип, женившись на молоденькой американке, уехал в Штаты за два года до четы Гриценко. Анашой Джонни не брезговал и на родине, а на новом месте жительства, впав в какую-то эйфорию, стал, по выражению знакомых, «торчать со страшной силой», переходя постепенно ко все более сильным «мозговым стимуляторам», как он это называл. Джонни опустился, развелся с женой.