Фирмен! Повторите! И дайте расписание поездов,
Слушаю, мосье.
Равинель извлек из кармана почтовую открытку. Разумеется, это идея Люсьен
послать Мирей открытку: «Буду в субботу утром». Он встряхнул вечную ручку. Официант вернулся.
Скажите, Фирмен, какое сегодня число?
Сегодня?.. Четвертое, мосье.
Четвертое Точно! Четвертое. Я же целый день ставил эту дату на счетах У вас случайно нет марки? Расписание было грязное, засаленное, на углах пятна. Наплевать. Ага, вот и линия Париж Лион Марсель. Конечно, они поедут из Парижа! И непременно поездом! О паршивом автомобильчике больше не может быть и речи! Его завораживали названия, скользившие под указательным пальцем: Дижон, Лион, города вдоль долины Роны Поезд номер тридцать пять. Ривьерский экспресс
первый и второй класс Антиб, семь часов сорок четыре минуты Были и другие скорые, они шли до Винтимилля. Были и такие, что проходили через Модан в Италию. Были составы с вагоном-рестораном, со спальными вагонами длинными синими спальными вагонами В облаке сигаретного дыма он так и видел все это. Ему чудилось мерное покачивание вагона и ночь за окнами, ясная звездная ночь.
От выпитого во рту остался привкус карамели. В голове словно стучат колеса поезда. Вертится входная дверь, танцуют лучи света.
Мы закрываемся, мосье.
Равинель швыряет на стол монетки, отказывается от сдачи. Жестом отстраняет от себя все: и Фирмена, и глядящую на него кассиршу, и свое прошлое. Дверь подхватывает его, выталкивает на тротуар. Куда идти неизвестно. Он прислоняется к стене. Мысли путаются. Почему-то на языке вертится одно единственное слово «Типперери». Откуда «Типперери»? Непонятно. Он устало улыбается.
3
Он то и дело прикладывается к бутылке. Не для того, чтобы показаться на людях, не для того, чтобы напиться. Просто чтобы как-то повлиять на ритм жизни. Между двумя рюмками коньяку иной раз и не заметишь, как пролетит время. Перебираешь в уме разные пустяки. Вспоминаешь, например, гостиницу, где пришлось ночевать накануне. Плохая кровать. Скверный кофе. Кто-то непрестанно снует взад-вперед. Свистки поездов. Надо бы уехать из Нанта в Редон, в Ансени. Но уехать невозможно. Может, потому, что просыпаешься всегда с одной и той же пронзительной, обескураживающе ясной мыслью Прикидываешь свои шансы. Они кажутся настолько ничтожными, что даже неохота бороться. Часам к десяти, глядишь, возвращается надежда. Сомнения обращаются в веру. И ты бодро распахиваешь
дверь «Кафе Франсе». Встречаешь друзей. Двоих-троих непременно застанешь, пьют кофе с коньяком.
А, старина Фернан!
Скажи пожалуйста! Ну и вид у тебя!
Приходится сидеть с ним, улыбаться. К счастью, он тотчас с готовностью подхватывает любое твое объяснение. Лгать так легко. Можно сказать, что у тебя болят зубы и ты просто обалдел от лекарств.
А вот у меня, говорит Тамизье, в прошлом году был флюс Еще бы немного, и я бы, наверно, отдал концы ну и боль!
Как ни странно, все это выслушиваешь, не моргнув глазом. Убеждаешь себя, что у тебя и в самом деле нестерпимо болят зубы и все идет как по маслу. Уже тогда, с Мирей Тогда Господи! Да это же было только вчера вечером И разве вся эта история про зубы ложь? Нет! Все куда сложнее. Вдруг делаешься другим человеком, перевоплощаешься, как актер. Но актер, как только опустится занавес, уже не отождествляет себя со своим персонажем. А вот ему теперь трудно разобрать, где кончается он сам, а где начинается его роль
Скажи, Равинель, новый спиннинг «Ротор» стоящая вещь? Я про него читал в журнале «Рыбная ловля».
Вещь неплохая. Особенно если удить в море. Ноябрьское утро, яркое солнце, в тумане мокрые тротуары Время от времени показывается трамвай, описывает дугу на углу кафе. Поскрипывают колеса протяжный, резкий, но не противный звук.
Дома все в порядке?
Угу
И тут он не солгал. Совершеннейшее раздвоение.
Веселая у тебя жизнь, замечает Бельо, вечно на колесах! А тебе никогда не хотелось взять себе парижский район?
Нет. Во-первых, парижский район дают работникам с большим стажем. А потом на периферии дела идут куда бойчей.
Лично я, роняет Тамизье, всегда удивляюсь, почему ты выбрал такую профессию С твоим-то образованием!
И он объясняет Бельо, что Равинель юрист. Как растолковать им то, в чем и сам-то не разобрался? Тяга к воде
Ну как, болит, а? шепчет Бельо.
Болит временами отпускает.
Тяга к воде, к поэзии, потому что в рыболовных снастях, тонких и сложных, для него поэзия. Возможно, просто мальчишество, пережитки детства? Но почему бы и нет? Неужели же надо походить на мосье Бельо, торговца сорочками и галстуками, безнадежно накачивающего себя вином, как только выдастся свободная минута? И сколько еще людей невидимыми цепями прикованы каждый к своей собачьей конуре! Ну как им скажешь, что чуточку презираешь их, что принадлежишь к породе кочевников и торгуешь мечтой, раскладывая по прилавку рыболовные крючки, искусственную наживку или разноцветные блесны, так метко названные приманками. Разумеется, у тебя, как и у всех, есть профессия. Но тут уже другое. Тут что-то вроде живописи и литературы Как это объяснить? Рыбалка своего рода бегство. Но от чего? Это уже другой вопрос.