Три раза три раза три раза
Поднимая ребенка, капитан удивился, что тот еще жив. Должно быть, мальчик уже несколько дней ничего не ел, его организм явно был обезвожен. Мужчина понял, что малыш видел убийство своих родителей сквозь одну из вентиляционных прорезей. Он ладонью закрыл глаза ребенку, чтобы оградить от ужасного зрелища, и подошел с ним к трапу. Мысленно капитан представлял, как все произошло. Человек, которого распяли, спрятал мальчика за дверцей. И умер, закрыв ее собой.
Капитан быстро прошагал вверх и осторожно передал мальчика рыбакам. Затем вернулся за раненой птицей, поднял ее наверх и закрыл люк. Когда мальчик был уже на борту рыбацкой шхуны, моряки бросили швартов на нос яхты и привязали его, взяв судно на буксир. Капитан Маккей из рубки связался по рации с полицией Нассау.
Бедные рыбаки ужаснулись, предположив, что видел и перенес этот ребенок. Он был еле жив. Мужчины молились за его спасение до самого порта Нассау. Капитан освободил для него свою каюту, и трое мужчин ухаживали за ним круглые сутки. Черный попугай быстро поправился и ни на секунду не покидал мальчика. Из пищи ребенок не принимал ничего, лишь изредка пил слабый чай. Он почти ничего не говорил, только продолжал во время коротких проблесков сознания шепотом твердить странную фразу:
Три раза три раза три раза
Рыболовецкое судно «Мисти-II» отбуксировало большую яхту до главной пристани порта Нассау, откуда «скорая помощь» из ведомства полиции перевезла маленького Алекса Хока и тела его родителей в Королевскую больницу Святого Георгия. Связались с его дедушкой в Англии, и тот немедленно начал переговоры с главным секретарем ВМС Великобритании по поводу их доставки домой. Затем он вылетел в Нассау и каждый день проводил у кровати внука, держа его за руку и рассказывая о проделках Шалуна у них дома на острове Грейберд.
Прошло несколько недель, прежде
минером и специалистом по устранению людей с помощью ножа или голых рук. Он предчувствовал, что эти навыки пригодятся ему.
Ведь Алекс снова начал видеть сны о пиратах. В конце концов, в его жилах текла пиратская кровь. А если верить старинной пословице, яблоко от яблони недалеко падает.
1
В небольших окнах узких построек, длинной чередой тянувшихся вдоль извилистых улочек, нежным розовым светом горели огни. Рядом с освещенными кнопками у дверей были курсивом выведены имена: Фанни, Сесили, Вера и Беа. Бледные лица этих женщин были видны в окнах, пока не задернули занавески.
Он бесцельно слонялся по узким улочкам квартала, хотя сразу после ужина в резиденции немецкого посла собирался идти домой. Он ушел с приема слишком рано, когда после очередной бутылки шампанского осознал, что все сказанное за вечер было чудовищно скучным.
Мужчина хотел идти домой, но скверная погода так идеально соответствовала фону и окраске мыслей, что он решил отдаться воле случая, отпустив на сегодня шофера и избрав прогулку по площади Бельграв.
Сыро. Холодно. Туманно. Низкие обволакивающие небо облака готовы излиться дождем или мокрым снегом. Скверная погода. Идеальная.
В угольном ящике задымленного паба горела лампочка, и мужчина, облокотившись на спинку стула, глянул на золотой «Патек» с узким браслетом, застегнутым на запястье. Тысяча чертей. Было гораздо позже того часа, когда он обычно ложился. Но не это его волновало. Он мог выспаться и на следующее утро. Он хотел вспомнить, с кем он обедал в час в своем клубе, но, черт его побери, вспомнить не мог.
Его дни слились в бесконечную серую массу, и, если бы не томительная сердечная тоска, он готов бы был поклясться, что уже умер, только никто не потрудился известить его об этом.
Людей в пабе заметно поубавилось, лишь у стойки бара толкались двое, да несколько молодых туристов-иностранцев целовались на темных скамейках вдоль стен заведения. По крайней мере, теперь на него глазело меньше ротозеев, а те, что остались, перестали его донимать недоверчивыми взглядами.
Конечно же, он понимал, что довольно резко выделяется из общей массы.
На нем ведь были белый галстук и фрак, черные лакированные туфли на ногах; а длинный плащ, накидка из котикового меха и трость с золотым набалдашником лежали на столе. Он догадывался, какую штуку отколол, явившись в этот паб, но это мало его заботило. Подав знак бармену, чтобы тот выставил счет, заказал последнюю пинту, после которой определенно собирался пойти домой. Засунув под пепельницу двадцать фунтов стерлингов, мужчина вновь погрузился в свои мрачные мысли.
Часть этих раздумий была вызвана обычной скукой, которую проклятые французы именуют ennui. Он чах так быстро, что едва удивился бы, если однажды утром проснулся и увидел на лице вместо щетины плесень.
Огоньку не найдется, папаша? внезапно проговорил кто-то совсем рядом. Он обернулся, чтобы рассмотреть незнакомца. Их было трое. Кожаные куртки, бритые головы, массивные черные бутсы. Все трое уставились на него с ухмылочками на своих бледных лицах. Они смотрели задиристо.
Он даже не заметил, как они пришли.
Вообще-то найдется, сказал мужчина, выудив из кармана старинную золотую зажигалку «Данхилл». Он откинул крышку и дал прикурить ухмыляющемуся скинхеду, на губах которого подрагивала сигаретка. В глазах того поблескивали сумасшедшие искры. Чего бы он ни принял, эта «дурь» его определенно «вставляла».