В комнате воцаряется тишина. Мои мышцы напрягаются, когда Кэдмон и Руэн смотрят друг на друга, затем губы Кэдмона приоткрываются, и он говорит.
Потому что она ключ ко всему нашему спасению.
Глава 5
Руэн
Спасению. Последнее слово, слетающее с губ Кэдмона, это искра, которая зажигает в комнате огонь активности. Теос топает вперед, его ботинки стучат по покрытым пылью половицам.
Что, черт возьми, это значит? требует он, пододвигаясь к Кайре с другой стороны, когда встает над Богом Пророчеств. Его глаза сверкают, золото вспыхивает ярче, прежде чем потемнеть. Чернота распространяется из его зрачка, поглощая все, кроме тонкого кольца жженого янтаря по краям радужки.
Кайра хранит молчание, ее лоб сморщен в замешательстве. Один взгляд на ее лицо говорит мне, что она находится в таком же неведении относительно смысла слов Кэдмона, как и все мы.
Кэдмон не удостаивает Теоса даже взглядом, хотя мой брат излучает агрессивную энергию. Он просто продолжает смотреть на меня, словно чего-то ожидая.
Объясни, наконец говорю я. Больше никаких историй, Кэдмон. Больше никаких
метафор или разговоров о книгах. Расскажи нам, какое пророчество ты хочешь довести до конца и что оно значит для Кайры.
В уголках его глаз появляются небольшие морщинки, а губы подергиваются, как будто его это забавляет. Я скрываю свое раздражение от выражения его лица. Я не вижу юмора в нашей ситуации и уже подавляю свое желание накинуться на женщину рядом с ним женщину, которая поместила камень серы в шею Кайры, чтобы контролировать ее. Прежде чем закончится эта ночь, я намерен заставить ее достать его, и если она откажется Что ж, Каликс не единственный из Даркхейвенов, способный на убийство, и кровавый контракт Кайры с этой женщиной будет расторгнут, если женщина, известная как Офелия, умрет.
Я освобожу ее от оков, которые приковывают ее к Преступному миру, и убью любого, кто встанет у меня на пути.
Кэдмон откидывается назад, на подушки дивана, переводя взгляд с меня на Кайру и Теоса, а затем через наши плечи, без сомнения, на нашего последнего брата. Каликс, к моему удивлению, хранит молчание, слившись с тенью у стены. Он не издал ни звука с тех пор, как начался этот разговор, и я думаю, что он наблюдает за Кэдмоном и Офелией не только глазами. Из нас троих именно он видит больше, чем способен воспринять обычный взгляд. Надеюсь, он разглядит хоть что-то, что сможет нам пригодиться.
Боги это вовсе не Боги, говорит Кэдмон, повторяя то, что ранее сказала Кайра. Мы пришли сюда из другого мира, в котором мы не были самыми могущественными.
Почему? Теос огрызается. Зачем вы пришли сюда?
Я продолжаю молчать, мне интересно услышать ответ.
Была война, тихо говорит Кэдмон. Наше Королевство оно рушилось. Другие существа, намного более могущественные, чем мы, которые могли контролировать больше, чем мы могли не только погоду, но и саму структуру мира, прорвались сквозь океан, в котором наш народ построил наше общество. Наши города рухнули. Наши люди тонули, горели, умирали.
Чем больше он говорит, тем более отстраненным становится его взгляд, жизнь в его глазах угасает, как будто он заглядывает глубоко в свое прошлое и находит там только тьму и ужас. Я уже видел такой взгляд раньше узнал его в самом себе, когда впервые посмотрел в зеркало после того, как Азаи убил мою мать. Я отсекаю эту мысль прежде, чем она успеет всплыть в памяти.
Это все равно не объясняет, как вы оказались здесь, в этом мире, тихо говорит Кайра.
Я не могу сказать ни как, ни почему два мира оказались связаны, отвечает он. Но когда последние из нашего народа собрались в последнем городе выжившие стекались со всех сторон, а наша магия вспыхивала ярче прежнего, напитанная страхом и надеждой тысяч ткань нашего мира разорвалась, и между пространствами открылся разлом. В то время Трифон только стал королём. Его отец пал в боях с теми существами. Он повёл нас тех, кто выжил в этот разрыв. Он верил, что любое место будет лучше, чем то, где нас почти стерли с лица земли.
Тогда Трифон оказался прав. Потому что теперь они были здесь, в этом мире, и они больше не были истребляемым видом, а хищниками на вершине пищевой цепочки, правящими всеми остальными. Однако я держу свои мысли при себе, ожидая, когда Кэдмон закончит, даже когда моя кровь кипит от ярости. Боги пришли в этот мир и захватили его, солгали населению о своем величии, и ради чего? Ответ, я подозреваю, очевиден.
Зачем народу, преследуемому и доведенному до крайности существами более могущественными, чем они, приходить в новый мир и захватывать его? Потому что они боялись повторения прошлого, а что может быть лучше, чтобы уберечь себя от угнетения, чем самим стать угнетателями.
Камень, который вы знаете как сера из нее состояла первоначальная гора Бримстоун, была расколота, и из нее мы вышли в это новое место, продолжает Кэдмон. Первые дни были ужасны. Люди здесь были куда менее развиты и страшились нас. Их язык отличался от нашего, и общение между нашими народами было, в лучшем случае, мучительным. В целом, мы были сломлены. Мы боялись, что нас догонят, что преследователи найдут нас и здесь. А когда этого не случилось мы были слишком напуганы, чтобы надеяться. Гора из серы не поддавалась разрушению, и по какой-то причине я не знаю точно, возможно, из-за самого разрыва, что открылся в её недрах, наша магия отверглась камнем, и он стал опасен для нас.