Но могло бы и касаться. Уолрейфен посмотрел прямо на нее, и у него в глазах снова заплясали искорки.
Я сказала не подумав, милорд. Прошу извинить меня.
О, это что-то новое.
Прошу прощения... Что новое?
Ваше извинение, Обри, рассмеялся граф. Вы много лет говорили не подумав. Он немного помолчал, а потом добавил: А что касается леди Делакорт, то да, я ухаживал за ней в то время, когда мы оба были совсем молодыми. Я считал ее очаровательной и красивой, но не решился сделать последний шаг. А как вы знаете, тот, кто колеблется, теряет все.
Сочувствую, милорд, что вы потеряли ее, постаралась быть вежливой Обри.
Это просто приводит нас к моему первоначальному утверждению, пожал плечами граф. В истинной любви редко присутствует неуверенность.
Вы не любили ее? «О, чем дальше, тем хуже! Неужели так трудно держать рот закрытым?» молча выругала себя Обри.
Уолрейфен, казалось, долго размышлял над ответом и наконец сказал:
Конечно, когда-то я сходил с ума по ней, но теперь мы родственники и близкие друзья.
Это был весьма неопределенный ответ, и Обри внезапно поняла, что не желает неопределенности. В душе ей хотелось, чтобы лорд Уолрейфен опроверг слухи о том, что когда-то питал нежные чувства
к своей очаровательной мачехе. И уже одно то, что у нее возникло такое желание, напугало Обри, и, спрятав глаза от Уолрейфена, она снова принялась разглаживать складки на амазонке.
В сумраке сарая Джайлз заметил странные, противоречивые чувства, промелькнувшие на лице Обри, но она сразу же отвернулась и, слегка побледнев и хмуро сжав губы, принялась в сотый раз расправлять свои юбки. «О чем она думает? Уж не ревнует ли она?» удивился Джайлз. Она противилась всем его попыткам сближения и, казалось, совершенно не проявляла к нему интереса.
Но она могла чувствовать желание к нему разве он не убедился в этом накануне? В его объятиях она затрепетала, страстно пробудившись к жизни, и для него это было головокружительным, опьяняющим ощущением! Уолрейфен быстро понял, что с Обри чувствует себя более живым, более мужчиной, чем чувствовал себя в двадцать лет, и все это несмотря на то, что она едва позволяла прикоснуться к себе.
Но в Обри было больше, чем просто страстность, и больше, чем просто уравновешенность, она обладала внешней красотой, которую не могли скрыть ее тусклые одежды, и, как теперь понял Джайлз, внутренней красотой. И эту внутреннюю красоту еще сильнее подчеркивали ее подавленность, добровольная изоляция и окружавшая ее атмосфера печали, которых он не мог понять. Она была полна тайн, и это отнюдь не было плодом его воображения, ее, видимо, никто не знал до конца.
Креншоу сказал, что она замкнутая, но Джайлзу казалось, что, кроме этого, есть что-то еще, и он задал себе вопрос: «Что она может прятать от мира?» Неопределенность сводила его с ума, и он попытался сделать некоторые расплывчатые предположения. Дело было не в том, что он боялся правды как ни странно, правда его не пугала, а в том, что Обри могла так легко держаться от него на расстоянии. У графа вызывало досаду то, что ей, видимо, никто не был нужен и, главное, не был нужен он.
Обри, вторгся Уолрейфен в ее размышления, я ошибся относительно дождя. Не похоже, чтобы этот потоп прекратился в ближайшее время. Снова откинувшись назад на локоть, он взглянул вверх на нее. Что касается меня, то я на это очень надеюсь. Скажите, вы любите играть в салонные игры?
В такие, как шарады? Обри с подозрением взглянула на графа.
Да, что-то вроде этого. Я имел в виду одну из тех игр в отгадки. Саймон, старший сын Сесилии, увлекается ими, особенно игрой в «три маленькие лжи».
Я не знаю правил, милорд.
Мы всегда можем установить их в ходе игры, подмигнув, широко улыбнулся Уолрейфен. Но главное играть честно. Я задаю вам вопрос, а вы вправе решать, ответить правду или сказать ложь. Если вам трижды удалось обмануть меня, можете объявить об этом в любое время и выиграть. А если я три раза правильно оценил ваши ответы, вы должны дать выкуп по моему выбору. Однако вы не обязаны рассказывать правду.
Да? И что же это за выкуп? подозрительно спросила Обри.
Какой-нибудь пустяк. Однажды Саймон заставил меня стоять на голове результат оказался не очень приятным, а как-то я должен был спеть «Бог наш могущественный защитник», крепко зажав нос. Но обычно он требует, чтобы я просто прыгал по комнате на одной ноге.
Это не пустяки. Обри смотрела на него, словно на сумасшедшего.
Обри, раздраженно сказал Уолрейфен, мы с вами, возможно, застряли здесь еще на час, и я пытаюсь быть джентльменом, так что вам лучше всего помочь мне чем-нибудь заняться.
Хорошо. Обри с трудом сглотнула, ее горло сжалось, а потом немного расслабилось.
Улыбнувшись, Джайлз лег на спину в сено и положил руки под голову, а Обри, поджав колени, обхватила их руками.
Итак, играем честно, Обри, напомнил он. Я начинаю первым, так как уже отвечал на ваши вопросы. Победит тот, кто первым выиграет три раунда.
Прекрасно, все еще неохотно согласилась она.
Глядя вверх на стропила, Уолрейфен задумался и решил, что лучше всего начать с простого, чтобы усыпить бдительность Обри.