Местные сидельцы понимающе переглянулись, скаля зубы. И тут же в совместном остроумном, как им казалось, диалоге превратили водичку в водочку, водочку в самогон, а самогон в первак, подкидывая вдаль всё новые и новые названия, пока Олька, появившаяся с железной кружкой и маленьким пластмассовым ведёрком, полным холодной воды, одним суровым взглядом не пресекла все их пространные разговоры. Она шваркнула перед Саньком воду:
- Кружку в ведро положишь, ведро под окном в палисаднике оставишь, - сказала девушка веско и еле заметно кивнула собравшимся головой, поворачиваясь, чтобы уйти.
- Чё ж так неласково, Оль!- вальяжно откинулся назад Вован, первый соратник Шпалы и его лучший друг. Смотри, как бы мы не подавились с твоей
водички -то.
Олька обернулась и окинула его взором, полным материнского снисходительного превосходства:
- Не подавитесь, к сожалению! А то это было бы слишком большой радостью для многих!
Вован осуждающе покачал головой:
- Не любишь ты нас, Оля, бл, не любишь!
- Кончай примахиваться к ней, щегол, - это Шпала, уже отхлебнувший немало вкусной водички, вставил свое пацанское слово и ткнул друга под ребро локтём.
Тот скривился от боли, а Завирко хмыкнула:
- Ты ж не доллар, Вован, чтоб тебя любить. Хотя вона как позеленел, прямо как подлинник. Сразу так приголубить захотелось, еле сдерживаюсь!
И на этом разговор должен был закончиться - домой, пора домой! Ольке ещё нужно девчонок искупать и в ночи учебники полистать: в октябре у заочников первая установочная сессия намечалась, а Завирко ко всему старалась готовиться заранее. Мало ли что.
Но сегодня, видимо, был не её день. Гришка Косиков, или в простонародье Косяк, пропадавший неизвестно где около полугода, появился за её спиной нежданно-негаданно. Словно и не исчезал. Бух!
- Иппать, братаны! Я при народе! И в самый момент! - начал он многозначительно, явно считая себя мастером словословья и надеясь на сильный эффект от своего появления. - Чё, Вован на нашу девочку слюной капает? Харюто не разевай. Наш Олюшок уже занята давно, о! Любовь, как говорится, сука е..нутая, никого не щадит. Да?
Завирко резко развернулась, с явной тревогой ожидая продолжения:
- Это ты о ком?
Уже по одному её тону умный человек мог бы догадаться, что здесь что-то не так, но Косяк отличался особой, махровой тупостью, поэтому не подвёл.
- Ну как же так, Олюшок? Чего сегодня наивную целку строишь? хохотнул он прямо девушке в лицо. - А Макар?
Он не успел договорить, потому что Завирко, подобравшись резко, со всей силы, сжав до синевы ладонь, кулаком с размаху врезала ему в самую душу. Н - на!
Косяк согнулся, с трудом ловя воздух в сжавшиеся лёгкие. А Олька презрительно и сильно оттолкнув его судорожно дышавшую тушку, пошла домой, не оборачиваясь.
- Ну, ты мудак! только и смог выговорить Шпала, расстроенно глядя вслед удалявшейся Завирко.
***
Ольке как-то вообще не везло с любовью. Да как тут повезёт, если всё, что она испытывала к окружающим её мужчинам, стойкая, материнская жалость. Ни один соблазнительный женский сюжет в её жизни не срабатывал. Ни один!
Если вы вдруг увидели, как при встрече с молодым красавцем Ольга Николаевна заливается нежно-розовой краской, то будьте уверены, это не «от чувствс», а от стыда за, то что этот идиот не застегнул ширинку после похода в общественный клозет и теперь трясет незастёгнутой мудёй перед всем честным народом.
Если же вы стали свидетелями того, как Завирко совсем недвусмысленно оглаживает красивый, рельефно-кубиковый обнаженный торс какогонибудь молодого и горячего самца, то со сто процентной вероятностью сразу предполагайте, что она обрабатывает спиртосодержащей салфеткой верхний слой его эпидермиса, чтобы в ближайшую секунду две выдавить жирный прыщ, некстати вскочивший на фигуристом теле юного Аполлона.
И даже в совсем явных эротических картинах, таких, как томная Олька, со сбившимся дыханием, лежащая рядом с или даже на голом мужике в самой пикантной позе, можно без сомнения разглядеть очевидное: Завирко только что спасла этому несчастному жизнь, мужественно вытащив его из охваченной огнём избы или из-под копыт разбушевавшегося коня, которого только что остановила на полном скаку. Где в глуши уездного города взялся конь не должно читателя волновать, ибо Завирко, если нужно, не только коня найдёт.
Она такая, эта наша Ольга Николаевна Завирко. Прожившая с родителями в одной комнате двенадцать лет своей сознательной жизни, Олька знала о сексе всё: что длится он минуты три четыре и ничем иным как противным скрипом древних пружин не сопровождается. И от него родятся сопливые, хилые, вечно ноющие дети, которых нужно кормить, одевать, обувать. Вот какая уж тут романтика и любовь-морковь?!
Но даже ей, стойкой и неромантичной, судьба подкинула историю. Да какую!
В соседнем дворе, прямо рядом со школой, где училась Олька, жил красавец парень: фигуристый, кровь с молоком, с ленивым прищуром карих глаз, с бровями вразлет и зашкаливающим обаянием. Знакомые пацаны звали его Макаром, так они укорачивали его и так довольно простую фамилию - Макаров. Хотя вначале, говорят, его пытались называть просто ПМ, но эта кличка не прижилась, а он так и остался для всех просто Макар.