Я бы не испугалась, сказала Елена. Почему их не раскопают? Должно же было хоть что-то остаться от Трои там, в земле, под новым городом и толпами туристов! Когда мое учение кончится, я поеду и отыщу настоящую Трою ту, где жила Елена.
Там тоже обитают привидения, Елена. Поэты до сих пор не дают героям покоиться в мире.
Раб снова взялся за рукопись, но прежде, чем он возобновил чтение, Елена спросила:
А как по-твоему, Марсий, Рим тоже когда-нибудь сровняют с землей?
А почему бы и нет?
Ну, я надеюсь, что этого не случится. Во всяком случае, до тех пор пока мне не доведется побывать там и посмотреть... Ты знаешь, я еще ни разу в жизни не встречала никого, кто на самом деле побывал в Риме. С тех пор как начались беспорядки, мало кто из Галлии добирается до Италии.
В один прекрасный день я обязательно туда поеду. Представляешь там пленные варвары бьются на огромной арене со слонами! Ты когда-нибудь видел слона, Марсий?
Нет.
Они такие большие, как шесть коней.
Да, как будто так.
Я обязательно должна все это увидеть сама, когда кончу учиться.
Дитя мое, никто не знает, что ему суждено. Я когда-то мечтал попасть в Александрию. У меня там есть друг, которого я никогда не видел, образованнейший человек. Нам с ним есть о чем поговорить, ведь в письмах всего не выскажешь. Меня должен был купить Александрийский музей. Но вместо этого я попал на север, в Кельн и стал рабом Бессмертного Тетрика , а он прислал меня сюда в подарок твоему отцу.
Может быть, когда мое обучение будет закончено, папа отпустит тебя на волю.
Он иногда об этом говорит, особенно после обеда. Но что такое свобода, которую можно дать или отнять? Свобода стать солдатом, маршировать, куда прикажут, и в конце концов быть убитым варварами в каком-нибудь
болоте или лесу? Свобода скопить такое богатство, что Бессмертный Император захочет его присвоить и пришлет за ним палача? У меня есть моя тайная свобода, Елена. Что еще может дать мне твой отец?
Ну, скажем, поездку в Александрию, чтобы ты повидался с твоим образованным приятелем.
Человеческий разум не подчиняется законам. Никто не может сказать, кто свободнее я или Бессмертный Император.
Предоставив своему учителю парить духом в холодных заоблачных высях, давно ставших его единственным домом, принцесса сказала:
Знаешь, я иногда думаю, что во времена Елены Прекрасной было куда приятнее быть Бессмертным Императором, чем сейчас. Ты знаешь, что случилось с Бессмертным Валерианом? Папа вчера мне об этом рассказывал и очень смеялся. Там, в Персии, его выставили напоказ в виде чучела!
Может быть, все мы бессмертны, сказал раб.
Может быть, все мы рабы, сказала принцесса.
Дитя мое, иногда ты высказываешь на удивление мудрые мысли.
Скажи, Марсий, ты видел нового офицера, который приехал из ставки, из Галлии? Это в его честь папа устраивает сегодня банкет.
Все мы рабы рабы земли, «животворной земли». Сейчас много говорят о Пути и о Слове о Пути Очищения и Слове Прозрения. Я слышал, что в Антиохии на этом просто помешались больше двух десятков самых настоящих мудрецов из Индии учат там всех, как нужно дышать.
У него такое бледное, серьезное лицо. Он наверняка прислан с каким-нибудь ужасно секретным и важным поручением.
В эти минуты о том же самом, но далеко не так безмятежно размышлял в бане командующий гарнизоном. Все его тело, кроме многочисленных шрамов и рубцов, напоминавших о долголетней службе на границе, побагровело и лоснилось от здорового пота. Это было кряжистое, видавшее виды, изрядно иссеченное тело на руке не хватало пальца, на ноге тоже, кое-где перерубленные сухожилия сковывали движения, но лицо его с выступившими на нем, как и на лысом черепе, каплями испарины сохраняло озадаченно-простодушное выражение, присущее молодым. Напротив лежал в жарком полумраке Констанций, похожий на труп в мертвецкой с таким же бледным лицом, с каким вошел в баню, весь мокрый, белотелый и жилистый, и снова и снова задавал свои вопросы. Он начал задавать вопросы сразу, как только появился здесь два дня назад, почтительно, как младший по званию, и в то же время настойчиво, как человек, который имеет право спрашивать. Его вопросы нельзя было назвать дерзкими, но они касались разных деликатных обстоятельств, и даже если допустить, что младшему офицеру вообще позволительно обсуждать эти темы со старшим, то, уж конечно, не ему следовало заводить об этом речь первым.
Какая скверная история случилась с Божественным Валерианом, сказал командующий гарнизоном, пытаясь перевести разговор на менее скользкую тему.
Да, очень скверная.
Сначала лишиться головы на плахе, потом служить подставкой для ног и в конце концов превратиться в чучело прокопченное, набитое соломой и болтающееся под потолком на потеху персам. Я только вчера узнал все подробности.
И это очень плохо сказалось на нашем престиже на Востоке, сказал Констанций. Прошлой зимой я был в Персии ситуация там крайне сложная. Как ты полагаешь, если известие об этом распространится, может оно повлиять на пограничные легионы на Второй легион Августа, например? Как там с моральным состоянием личного состава?