Нередко у ворот собирались и просто зеваки местные китайцы, привлеченные необычным зрелищем госпиталя «белых дьяволов». Они стояли чуть поодаль, молчаливые, внимательные, с непроницаемыми лицами. Однажды я заметил, как несколько таких наблюдателей буквально вперились взглядами в первую госпитальную красавицу, сестру милосердия Варвару Михайловну Трубину. Она очень подружилась с Агнесс, а вот отношения с Волконской у нее не сложились.
Варвара, молодая блондинка с тонкой, почти прозрачной кожей, голубыми глазами была крайне непривычная к такому бесцеремонному вниманию. Тут же заметно смутилась.
Пара фельдшеров из новых, куривших у входа Зубов и Гришин решили это по-своему «обыграть».
Эй, соседи! Шанго? крикнул Зубов одному из китайцев, кивая на покрасневшую Варвару. Барышня наша, красивая?
Китайцы, как по команде, заулыбались, обнажая кривые зубы, и закивали:
Эге! Шанго! Шибко карсиво! Халосая!
Сейчас они выдадут ее «замуж» подумал я, выходя следом на крыльцо. Фельдшеры люди грубые, имеющие дело со смертью каждый день. Надо помочь.
Зубов, вам заняться нечем цыкнул я на заводилу Сейчас же идите на госпитальный склад, там завхоз сортирует постельное белье. Поможете ему носить тюки.
Пока я разгонял фельдшеров, Варвара поспешно скрылась внутри. Разочарованные китайцы начали расходится. Я уже тоже собрался было вернуться в кабинет, как раздался скрип полозьев и взволнованные голоса. У ворот остановились сани, на которых лежало несколько тел в военной форме.
Ваше сиятельство знакомый кучер поклонился мне Вот,
доставил солдат. Без сознания. Говорят, тиф
Госпиталь ещё не был готов. Белили стены, пилили доски, варили чай на походной кухне. Но война ждать не будет. Она не спрашивает, готов ли ты. Она просто приходит. Вот как сейчас в санях, на промёрзшей подстилке.
В приёмное! скомандовал я. Зубов, Гришин! Вернулись и в перевязочную! Волконскую ко мне! И чай, к чёрту, в сторону начинаем работать!
Начало положено. Только это было не начало. Это была середина. Война вошла в наши двери. И теперь она останется с нами надолго.
Глава 3
По заявленію людей, близко знающихъ климатическія условія Манчжуріи, необходимо на лѣто запастись для войскъ дождевыми пропитанными парусиновыми плащами морского образца. Резиновые плащи въ жару невыгодны. Равно необходимы теплые набрюшники. Желательно получить легкую кожаную обувь и сколько возможно экстрактовъ и лѣпешекъ, подкисляющихъ и сдабривающихъ воду.
ПОРТЪ-АРТУРЪ, 16 марта. Ночь прошла спокойно. Въ теченіе дня наблюдались непріятельскіе суда въ виду береговъ. Согласно ходящимъ среди китайскаго населенія толкамъ, со стороны японцевъ слѣдуетъ ожидать въ ближайшемъ будущемъ попытокъ высадить одновременно большой десантъ въ различныхъ пунктахъ Квантуна.
Всё спокойно. Извѣстія Агентства Рейтера съ Дальняго Востока тенденціозны и лживы, имъ нельзя довѣрять.
Прошло чуть больше недели с момента нашего прибытия в Мукден. Госпиталь, устроенный в стенах запущенного буддийского монастыря, начал понемногу обретать форму. Хаос уступал место подобию порядка, хотя работы оставалось невпроворот. Мы уже принимали первых пациентов: в основном тифозных, с дизентерией, с обморожениями, с бытовыми травмами из близлежащих лагерей. Настоящее пекло, поток раненых с передовой, еще был впереди, но вся наша разношерстная команда, от меня до последнего санитара, ощущала: гром близко. Вот-вот грянет.
И именно в этот момент пришло известие, заставившее госпиталь замереть, а затем забегать втройне. К нам едет с инспекцией сам генерал Трепов.
Не какой-нибудь корпусной доктор и не штабной чин, а Фёдор Фёдорович Трепов генерал-адъютант, Главный начальник санитарной части при Верховном главнокомандующем. Фигура петербургского масштаба, уполномоченная принимать решения, от которых зависела не только судьба госпиталя, но и моя собственная. Одна его строчка в телеграмме, и меня либо поднимут, либо сотрут в пыль.
Я почему-то ждал худшего. Да и чего ждать от высокой проверки на самом старте? Фамилия Трепов в Петербурге не последняя. Клан влиятельный, близкий к царскому двору, к консервативным кругам. Отец нынешнего генерала получил свою пулю от Веры Засулич так что уроков сочувствия там не преподавали. Сын, судя по отзывам, был человек жесткий, прямой, сторонник «твердой руки». Не исключено, что ему уже нашептали нужные слова Алексеев и его харбинская братия.
На два дня госпиталь превратился в подобие разворошенного улья перед приходом пасечника. Главная сестра Волконская была неумолима: драилось, скоблилось, мылось все, что можно было отмыть. Младшие сестры и санитары валились с ног, перестилая белье (которого катастрофически не хватало), расставляя койки по струнке, натирая полы мастикой. Михеев ворчал, но гонял своих врачей, проверять аккуратность записей в больничных картах и наличие медикаментов на полках в аптеке. Даже Жиган, обычно презиравший всякую показуху, проникся моментом и распорядился вымести двор и разогнать вечно толпившихся у ворот китайских торговцев. Агнесс и Варвара Михайловна пытались придать хоть какой-то уют палатам, раскладывая по тумбочкам принесенные из города журналы и расставляя скромные букетики из сухих веток единственное подобие цветов в этой зимней пустыне.