Бобринский! мой голос звенел сталью и перекрывал даже шум бушующей непогоды.
Никто мне не ответил.
Я подошел к крыльцу и поднялся по перемолотым чем-то тяжелым ступеням. Из дыры в стене пахнуло кровью так сильно, что у меня на миг перехватило дыхание. Внутри все было перевернуто вверх дном: стены пробиты, мебель поломана, ставший алым пол усеян трещинами. Среди кровавых разводов выделялись следы зловонной слизи. Осмотрев их и сопоставив с повреждениями стены и дверей, я пришел к выводу, что нечто покинуло особняк.
Едва ли это мог быть Бобринский. Пусть и тучный, но он не мог проломить стены и вынести дубовые двери, вывернув массивные петли и расщепив древесину. Да и
каменные ступени просто так не перемолоть.
Проследив взглядом по вмятинам на земле, я увидел здание конюшен. В воротах зияла огромная дыра, словно их на танке протаранили. Рядом валялась перевернутая карета. Стоило мне сделать пару шагов, как ветер донес до меня низкий рык, больше напоминающий отрыжку.
В свете молний из разлома появилась непомерно толстая рука белесого цвета. Голубые линии вен просвечивались через тонкую болезненно бледную кожу, под которой перекатывались с места на место темные бугры. Короткие пальцы и пухлые ладони скрывали красные перчатки
Нет. Не перчатки. Кожа покраснела от крови.
Вторая рука вцепилась в уцелевший кусок ворот и, сопя от натуги, отвратительное склизкое существо вытащило на наружу рыхлое, безобразно раздувшееся тело. В покрытом слизью и кровью существе я с трудом узнал графа Бобринского.
Его лицо теперь напоминало кровавую одутловатую маску с бездонной дырой вместо рта, из которого торчала лошадиная нога. Глаза ввалились настолько глубоко, что стали почти незаметны. Нос расплылся и теперь больше походил на свиное рыло. Уши пропали. И без того редкие волосы выпали с головы, которая, будто растаяв, перетекало сразу в тело.
Саму тушу графа раздуло до размера вагона метро. Короткие ножки карикатурно болтались на лоснящихся круглых боках, заканчивающихся длинным толстым хвостом.
Измененный граф теперь являл собой жуткую смесь из извращенной человеческой внешности и желеобразного тела личинки майского жука. Он проглотил лошадиную ногу и снова рыгнул.
Голоден, низким раскатистым басом произнес Бобринский, и его уродливая голова дернулась в мою сторону. Еда.
Тварь, которой теперь стал граф, рванулась вперед с такой скоростью, что вырвала стену конюшни и преодолела более пятисот метров в мгновение ока. Не ожидая от жирной уродины такой прыти, я едва успел уйти с траектории ее движения.
Бобринский проскользил по грязи и врезался в стену собственного дома, проломив ее и ввалившись внутрь.
Еда! Еда! Еда! не затыкаясь орал он, выбираясь наружу.
Раскату грома вторил выстрел: Нечаев вступил в бой. Промахнуться мимо жирной туши Бобринского было сложно даже в условиях бури. Тонкая бледная кожа взорвалась, но пуля скрылась где-то в складках жира, мгновенно затянув рану. Пока монстр выбирался, Петр выстрелил еще несколько раз, но все безрезультатно.
Я призвал печати и выпустил в графа столп черного пламени. Оно опалило измененное туловище, заставив Бобринского издать пронзительный тонкий вопль, от которого вдребезги раскололись еще уцелевшие стекла его особняка.
Граф рванулся ко мне, стремясь раздавить своим огромным телом. Я ушел влево, полоснув по туше мечом. Удар получился хорошим: пылающее лезвие глубоко вошло в тушу Бобринского и вспороло ее едва ли не до хвоста. В грязь упали остатки не переваренной трапезы и зловонные внутренности, которые граф принялся тут же пожирать. Я же ошарашено смотрел, как оставленная мной жуткая рана затягивается сама собой.
Одутловатая голова чудовища задергалась, когда вышедший из леса Нечаев принялся разряжать в нее все, что у него только было. Я ушел с линии огня и атаковал противника с фланга. Широко расставив ноги, словно лесоруб, я со всей силы рубанул мечом по туловищу графа. Оружие с шипением вгрызлось в покрытую струпьями плоть. Бобринский снова завопил и дернулся всем телом, отбросив меня далеко в сторону, будто ветер сухой лист.
Мои ноги заскользили по грязи, но я смог устоять, вонзив в землю свой меч. Клинок из черного пламени вспыхнул, распаляясь от моего гнева. Слева громыхнуло: Нечаев разрядил сразу оба ствола в полезшего на нас графа. Бобринский даже не замедлился.
Я оттолкнул перезаряжающего оружие Нечаева в одну сторону, а сам бросился в другую. Вонючая туша проскользила мимо нас, врезалась в фонтан и превратила его в груду обломков.
Что это за тварь? я послал в Бобринского еще один столп пламени, опаливший часть его головы и сделавший ее еще уродливее.
Не знаю, Нечаев перезарядил ружье и выстрелил почти в упор. Пуля, которая легко убила бы человека, лишь разозлила то, что некогда являлось таковым.
Голод! Еда! Наталия! заорал чужим голосом Бобринский и попёр на Нечаева.
Петр отбросил разряженное ружье, выхватил пистолеты, но и они оказались бесполезны. Короткой толстой рукой Бобринский попытался схватить его, но не рассчитал своей скорости, извернулся и упал, сбив с ног и Петра.