Удар в челюсть был ощутимым, и я почуял кровь во рту. Кажется, зуб.
Ты, грязь под моими ногами, тебя сожрут черви живьём, гнус небесный! я потянул другую цепь, Я Деся!.. но в этот момент мне здорово прилетело в затылок.
Лбом я протаранил толстый прут и несколько мгновений смотрел на искры перед глазами. Странно, что попытка вызвать ауру Тьмы, которая просто сожрала бы моих врагов, ни к чему не привела.
Я обернулся, чувствуя, как ярость начинает закипать в крови.
Ещё один надсмотрщик. Внешность у него соответствующая гнусной профессии работорговца засаленная лысина, бородавчатая челюсть с малярийными губами.
Этот толще, намного крупнее, одет побогаче и пестрее, и на поясе висит меч в дорогих ножнах. В руке он тоже держал тупое копьё. Хотя нет, не тупое, это такой железный чехол на наконечнике.
Успокойся, листва-переросток, бородавочник поднял в другой руке красный камушек, потряс им, Если ты не понимаешь по-хорошему, значит, к заказчику мы довезём тебя в более интересном виде.
Он кивнул в сторону упыря. Как я и думал, вот и второй артефакт от «броши хозяина», в руке жирного бородавочника.
Да, да! засмеялся беззубый, Нам сказали, что упыри тоже пойдут.
Здорово ты его приложил, Щербатый, бородавочник с недоверием рассматривал меня, Святолистник, а матерится так, портовая шлюха позавидует.
Я выдохнул, осаждая ярость, возникшую в моей душе. Даже стало интересно, почему я так вспылил, уже давно отвык так злиться. Скучная жизнь Жреца Тьмы отучает от любых ярких эмоций.
Вот и отлично, улыбнулся бородавочник, Ну, а пока, для закрепления Он поднял другой камушек, молочно-белого цвета, и сжал его в пальцах.
Тут меня скрутило от боли и я, выгнувшись, сверзился спиной на доски, чуть не пробив их затылком. Аха-а-ап, светлой воды мне за шиворот!
Словно тысячи игл скрутили каждую мышцу, и несколько секунд я обитал где-то на девятом
круге ада. Вот, кажется, прошла вечность, и боль так же резко ушла, как и возникла.
О-о-о-ох, поглоти меня, Бездна
Это чтобы помнил, святоша, со смехом бросил бородавочник, его голос удалялся.
Да, чтобы помнил! и в челюсть мне прилетело тупым копьём. Потом хохот беззубого тоже унёсся вслед за главарём.
Я полежал несколько секунд, глядя в потолок и успокаивая дыхание. Магия всегда была частью меня, и не сразу я мог поверить, что Тьма не повинуется моей воле. Выть от бессилия и обиды я не собирался, просто надо было принять это как данность.
Странный обмен. У меня снова есть рука, но нет магии. Вот уж данность, так данность.
Но меня интересовала ещё одна данность Почему у меня такое острое, зудящее до самых глубин моей тёмной души, ощущение, что не только тело, но и весь мир вокруг не мой?
Так, в любом случае, сначала надо выбраться.
Сплюнув зуб на пол, я снова сел. Звякнули цепи.
Светлый, чтоб тебя снова прошипела колдунья.
Заткнись, грязь, резко бросил я, внимательно осматривая кандалы на руках.
Только что меня пришпорили другим артефактом, называемым «поцелуй белого дьявола». И он тоже состоит из двух частей вторая, сделанная из косточки беса, должна примыкать к моей коже.
Не сразу, но я ощутил на себе удивлённые взгляды. Поднял глаза, посмотрел на колдунью и барда.
Бард, несмотря на затекающую в глаз кровь, таращился на меня, как на призрака. Даже колдунья, которой поза и так доставляла страдания, вся изогнулась, разглядывая меня.
Чего уставились, тупицы?
Моркатова стужь, вырвалось у неё, Что с ним?
Такого в Маюновых сказках не было, покачал головой бард, Святоша ругается. Это же я даже не знаю
Я ничего не ответил, продолжая поиски. Так, кажется, вот он где
В ржавом железном браслете на правой руке было прорезано отверстие, в которое аккуратно вставлен и заварен кузнецом «поцелуй белого дьявола». Со внутренней стороны эта косточка выглядывала утолщением, прижимаясь к моей коже.
Вырезана дырочка отвратно, сварка ужасная, и артефакт очень уж большой. Мои слуги и то делали изящнее, и уже давно научились производить такие артефакты гораздо миниатюрнее, так просто не найдёшь.
Я потянул цепь, повернул браслет, рассматривая кусочек кости через отверстие. Да уж, не вытащишь
Лиственник, что с тобой? снова спросила колдунья натужным, хриплым голосом.
Я не ответил, только равнодушно скривился. Чародейка снова от бессилия повисла на цепях. Одна моя голая ступня была как раз возле её голой коленки, торчащей из порванного платья.
Днём, наверное, через дыры в её платье видно гораздо больше, но меня теперь совсем не интересовали плотские страсти. Только желание уничтожить, стереть с лица земли наглецов, посмевших меня ударить.
А вот бард, несмотря на увечья, здоровым глазом пожирал колдунью каждый раз, как у неё в разрывах ткани показывалась упругая грудь.
Когда она поворачивалась, серебристый локон закачался, и мне удалось разглядеть слабо светящую татуировку на шее девушки. Кажется, эта градация магов мне знакома по одному из трактатов, и я заинтересовался.
Не понимаю тебя, послушница, всё же сказал я, Почему я лиственник?
Снова на меня уставились и колдунья, и бард.