Такого удара она не ожидала. Прошло мгновение или вечность, но Бездна успокоилась, и небрежно махнула рукой:
Пусть будет так.
Её губы раскрылись, разверзая небеса, и она выдала свой приговор:
Не убий!
Что только и вырвалось у меня.
Сильный удар в затылок резко напомнил мне, что я живой, и вернул способность чувствовать. Только мои глаза были всё ещё закрыты. И почему-то не открываются.
Странно. Видимо, измученному телу ещё не пришло осознание, что я очнулся.
Измученному? Да, я почуял, как гудит голова, болят синяки, ноют отбитые конечности, и понял, что глаза не открываются от того, что заплыли.
Я лежу на спине. Ноги раскинуты, руки вдоль тела. Не пошевелиться.
Спина чешется, её настырно что-то покалывает, и какая-то членистоногая мерзость ползает в моей постели. Какая неудобная перина И в нос забилась пыль.
Нет, это точно не моя постель. Если б такое случилось с моей кроватью, этим же утром у меня были бы новые слуги.
Меня трясёт, и каждый ухаб возвращает мне по сантиметру тела, с болью открывая его моему разуму.
О, смердящий свет, а ведь я живой! Эта мысль заставила меня получать удовольствие даже от боли. Правда, не совсем получается вспомнить, почему я так этому радуюсь.
Новый удар досками по затылку, прямо через слежавшуюся солому. Теперь ясно меня куда-то везут.
Вот ты, чародейка, скажи донёсся тихий натужный шёпот, и я настороженно прислушался, если с тобой взасос целоваться, язык примёрзнет?
Молодой мужской голос, мягкий, даже нежный. Парню повезло, таким только серенады петь, девушек соблазнять. Что он и пытался делать, но как-то явно неудачно.
Шутник хихикал. Впрочем, ему никто не ответил, и над своей шуткой он продолжал смеяться один. Если б даже я знал, в чём соль шутки, тоже бы не улыбнулся.
Кстати, где я?
Я попробовал пошевелиться
Э, чародейка, да он, кажется, очнулся!
Понятно, что очнулся, вестник тупости! Я бы и глаза открыл, и с тобой поговорил, но тело словно паралич охватил.
Не ори так, гусляр, упыря разбудишь, тихо ответила женщина, и её голос был неестественно хриплым.
Я встречал такие голоса у служителей-оракулов, которые курили много магических трав. Как правило, они долго не жили. Может, конечно, женщина простыла, ведь тут такой сквозняк.
А запах? Странно знакомый запах, ничего хорошего он мне не предвещал. Гниль, трупный яд, кровяное железо, и ещё какой-то оттенок, никак не соображу.
Шутник продолжал упорствовать:
Почему гусляр? Я на лютне играю, чародейка, отличать надо. Хотя вы там, на Севере, на одних сосульках наверняка бренчите. Кстати, чародейка, о сосульках. Мне кажется, ты бы могла дотянуться
Твой язык настоящее помело, бард, нехотя ответила та, кого он назвал чародейкой.
Э-э-э, хладочарка, видит Маюн, мы ещё вернёмся к разговору о моём языке.
Женщина ничего не ответила. Хладочарка Значит, маг холода? Тогда почему она не превратит этого балагура в кусок льда?
Думать оказалось нелегко. Мысли и голоса закрутились оранжевыми всполохами и разорвались в моей голове похмельным вихрем.
Мир вокруг жил и звучал. Хрустел треском гравия под несмазанными колёсами, дребезжал досками и гудел чьим-то стоном. Мир отзывался ржанием лошадей, болтал разговорами ещё каких-то людей неподалёку.
Люди смеялись. Люди переругивались.
И как громилу занесло в эти края-то? Судя по лицу, вообще не нашенский, сказал бард.
Северной крови он.
Северной Это за Хладоградом? Не-е-е, на тебя точно не похож. Значит, Бросские горы, да? Слышал
о них, и вообще не понимаю, как его сюда занесло.
Женщина не ответила. Зато слова барда запустили ворох мыслей в моей гудящей голове.
Броссы Северная кровь
Всеволод, да чтоб тебя Бездна изрыгнула, вспоминай!
Всеволод
Да. Я Всеволод. Я Десятый Жрец, теперь сильнейший из Десяти Тёмных Жрецов. И я
Погиб.
Я резко сел, всё вспомнив. Гулко загремели цепи по доскам, кандалы на моих запястьях натянулись, когда я попробовал помочь заплывшим глазам пальцами. Мир сверкнул неясным пятном и исчез.
Моркатова стужь! зашипела чародейка.
Упыря разбудишь, святоша, ослиный ты крик.
Я замер, услышав до боли знакомое ворчание за спиной. Такое характерное сонное клокотание в сгнившем и давно мёртвом горле Рядом со мной и вправду упырь.
Что мне ваш упырь, глупцы? Я, Десятый, могу наслать полчища таких, а вы мне тут
Но всё же природная осторожность взяла верх, и я замер, прислушиваясь.
Больше не истери, святая ты громада, сказал бард, Твои молитвы помогли тебе только получить больше синяков.
Мои мысли снова спутались Молитвы? Мои?
Говорить пока не получалось, но зато я смог приоткрыть глаза, разглядывая всё сквозь щёлочки.
Это телега-клетка, очень длинная, и около полутора метров шириной. С двух сторон от меня прутья из толстых жердей, почти брёвен, сверху дощатая крыша с просвечивающими щелями. Спереди и сзади стенки тоже из грубо сколоченных досок.
Передо мной у передней стенки прицеплены двое. Боком ко мне, лицом друг к другу.
Слева молодой мужчина, весь в потёках крови, сидит на соломе, уперевшись спиной в прутья и свесив голову. Ноги раскинуты, руки у него связаны за спиной. Одет в рванину, когда-то явно бывшую одеждой.