Дэвид ВЕБЕРК ГРЯДУЩЕМУ ТРИУМФУ
ОКТЯБРЬ, Год Божий 897
I
Граф Тирск уставился на черноволосого голубоглазого стражника в кабинете своего особняка. Шок от явного неверия заставил его застыть в кресле шок, достаточно глубокий, чтобы проникнуть даже сквозь агонию тоски по его умершей семье, потому что он знал этого человека с сапфировыми глазами, и этот человек никак не мог быть здесь. Не в центре города Горэт. Этот человек был со своим императором в Сиддар-Сити, в трех тысячах четырехстах милях от этого места. Все это знали. И даже если бы это было не так, не было никакого мыслимого способа, которым человек в цветах Дома Армак мог бы отправиться в самое сердце столицы королевства Долар, не будучи замеченным и не подвергшись нападению.
И все же он стоял там, и Тирск почувствовал, как его здоровая рука шарит по поясу в поисках кинжала, которого там не было.
Уверяю вас, я не собираюсь причинять вреда никому под этой крышей, продолжил Мерлин Этроуз. Я был бы признателен, если бы вы не поднимали шум и крик. Он погладил один свирепый ус с быстрой улыбкой. Это было бы грязно, и боюсь, при таких обстоятельствах пострадало бы довольно много людей.
Дождь барабанил в окна кабинета, журчал водопадами с карнизов и водостоков, струился по мощеным улицам или каскадом падал в ливневые стоки, а где-то за густыми полуночными облаками грохотал отдаленный гром. Уличные фонари в Горэте были тусклыми и редкими, даже по ночам, а проливной дождь еще больше ухудшал видимость. Возможно, это могло бы объяснить, как он мог пройти по тем же улицам незамеченным. Но даже когда граф подумал об этом, это только породило дальнейшие нелепые вопросы, потому что почерневшая кольчуга Этроуза и черная туника под ней были сухими, как и его волосы цвета воронова крыла.
Конечно, это так, сказал голос в глубине мозга Тирска. В конце концов, что значит столь незначительная невозможность, если он вообще может быть здесь?
Этот внутренний голос звучал до нелепости ясно, учитывая, сколько виски он выпил в тот вечер.
Этроуз закрыл за собой дверь и пересек кабинет, его блестящие сухие ботинки бесшумно ступали по толстому ковру. Он остановился в пятнадцати футах от графа, и Тирск глубоко вздохнул, когда свет лампы блеснул на «револьверах» в кобурах на обоих бедрах и на изогнутом лезвии, спрятанном за спиной сейджина. Одному Богу известно, скольких людей убило это оружие, и холодок пробежал по его телу, когда он подумал о том, как инквизиция объяснит возможность появления этого человека перед ним.
Это «никому не причинять вреда под этой крышей» относится и ко мне? услышал он свой вопрос, и его голос прозвучал почти так же неестественно спокойно, как у его посетителя. Не думаю, что было бы много более законных целей.
О, поверьте мне, милорд, на этот раз улыбка Этроуза была тоньше, я могу придумать десятки целей, более «законных», чем вы. Это не означает, улыбка исчезла, что у Чариса тоже нет нескольких пунктов, чтобы разобраться с вами.
Представляю. Тирск откинулся на спинку кресла, и его здоровая рука поднялась навстречу новой боли, которая пронзила его заживающее плечо, когда он пошевелился. Я не буду винить Кэйлеба, если он послал вас вынести тот же приговор, который он вынес инквизиторам, взятым в полевых условиях. И, честно говоря, даже не буду возражать. Больше нет. Его губы дрогнули в пародии на улыбку. По крайней мере, я мог бы доверять вам в том, что вы будете быстры, мастер сейджин, «демон» вы или нет. Это больше, чем можно сказать о некоторых «благочестивых» людях, которых я мог бы упомянуть. И это не значит, что вы не окажете мне услугу.
Другая боль, бесконечно худшая, чем любая физическая боль, пробудилась к ненасытной жизни, когда анестезия шока начала ослабевать, и боль от смерти его семьи вцепилась в него когтями огня и льда.
Могу понять, почему вы так себя чувствуете.
В тоне Этроуза не было гнева. Действительно, там было сострадание, и это только усилило боль Тирска. Он не заслуживал сочувствия чарисийцев, не после того, что он позволил случиться с людьми, которые сдались его флоту. Он чертовски хорошо знал это, и он вспомнил отрывок из Книги Бедар: «Делай добро тем, кто презирает тебя, и отвечай
ему все же удалось просунуть ноготь большого пальца в тонкую щель, и задняя часть медальона со стеклянной крышкой открылась. Он повернул его, чтобы поймать свет, и его собственное лицо такое же молодое, как у его возлюбленной Карминситы, смотрело на него с обратной стороны ее портрета.
Он уставился на изображение давнего Ливиса Гардинира, затем закрыл медальон и сжал его так крепко, что поранил пальцы. Вполне возможно, что кто-то в Чарисе мог знать, что его дочь Стифини носила эту миниатюру на шее днем и ночью. Возможно, они даже знали об инициалах на его обороте. Но ни одна смертная рука не смогла бы так идеально выковать его дубликат. Так что, если только Кэйлеб и Шарлиэн из Чариса действительно не служили демонам
Как? его ноги внезапно подкосились, отказываясь поддерживать его, и он с глухим стуком упал в кресло, откинувшись на спинку, едва заметив раскаленный добела укол в плечо. Как?!