Конфе.? успел спросить он и, закричав, упал на стол.
Я не люблю бить людей. Очень не люблю причинять боль живому существу. После драки переживаю и не сплю по ночам, трясясь от приступов адреналина и совести. Но не на этот раз. На этот раз что-то в голове щёлкнуло. Эти разбросанные кругом сердечки, как пятна крови. Эти конфетки. Эта его голая спина и белые тощие ноги. Шипящая музыка по радио. Усталость после работы. Вот и навалилось. Нет, я не жалею о содеянном. Но и гордиться этим не буду.
Половину вагончика будто раскрасили красной краской, после того как Яцек оттащил меня в сторону.
Живой? не помню будто вырвали с корнем извиняюсь, бормотал я, усаживаясь на койку.
Шизоид Крюков лежал под столом, болтал ногами и трясся, как при сильной температуре. Я не стал рассматривать подробнее и трусливо отвёл глаза. Так нужно было сделать. Так, чтобы он больше не лез к детям.
Нормально? спросил паренёк, участливо заглядывая в глаза. Он почему-то тоже был голый по пояс. Сейчас моя очередь.
Э, сказал я.
Конфетки, простонал лежащий на земле, и я закрыл рот. «Конфетки», значит. Пусть оборотень тоже поговорит, раз так.
Мальчик обрастал шерстью с каждым шагом. Я видел, как чёрная проволока лезла из пор, как в ускоренной в тысячи раз плёнке. А потом хрустнули кости, выступили решёткой из-под кожи рёбра и выгнулось тело. Перевёртыш упал на колени и завыл, поднимая вытянувшееся лицо к потолку. Клацнули зубы, и он встал на обе ноги, упал на четвереньки и пошёл к завывающему от страха дураку.
Скажи ему про детей!
Не помню, читал ли я запугивающую лекцию придурку, но ему нужно понять, чего от него хотят и что будет, если он не послушает.
Я поднялся и, пошатываясь, побрёл к ним.
Засигналила машина. Резко, громко, неожиданно, будто летающая тарелка зависла и осветила домик светом чужеродных фар. Я замер. Волосатый кусок ярости замер. Любитель маленьких детей тоже замер.
Кто это? спросил я. Начальство? Родственники?
Конфетки, прыснул кровью из разбитого рта Фёдор.
Поговори с ним, я поднялся. Сигнал прозвучал ещё два раза. Быстро, один за другим. Как бы наши крестоносцы не всполошились и не наделали ошибок. Девочка ещё там, не самая умная.
Поговори с ним. И, гляди, чтобы не кричал.
Я нашёл взглядом ведро с водой и быстро отмыл руки от крови. Посмотрел в зеркало и, убедившись, что не похож на доморощенного рэкетира, вышел на свежий воздух. Яцек зажал рот Фёдора волосатой лапой и грозил длинным, заточенным как кинжал, ногтем.
На дороге стояла машина, освещая фарами кусок дороги перед собой. Из окошка выглядывал водитель.
Эй, Федька, ты где! Давай быстрее, у меня заказы.
Я быстро открыл калитку и прошёл к машине, на которой красовалась надпись «Кушай-ка! Доставка за пятнадцать минут или вернём деньги».
Шофёр, дядька лет сорока, изменился в лице и оглянулся по сторонам, но окошко закрывать не стал, а я и не подходил слишком близко.
Человек?
Человечнее некуда, ответил я. А ты?
Дык я тоже. Доставка продуктов. Просто ты выскакиваешь из кладбища с таким белым лицом, что я подумал, Федька с упырями начал тусоваться, придурошный.
Сам ты упырь. Что привёз, шеф?
А где Федька? недоверчиво спросил он.
У себя. Заболел он. Я передам.
Доставщик всё ещё смотрел подозрительно и пакет в правой руке держал крепко.
Ну ладно. Не отдавай. Поставим соответствующую оценку в приложении, от постоянного клиента. Или пошли сам отнесёшь. Он в постели, чихает и кровавые сопли пускает.
Я показал рукой на ворота, за которыми торчал вагончик и начиналась аллея, ведущая сквозь тысячи крестов, склепов, могил и памятников умершим людям.
Ну ладно, решился мужик и протянул мне большой пакет. А вы кто?
Администрация. Контроль захоронений и проверка уборки территории.
Ясно, сказал он с сомнением. Там ваш бус стоит?
Наш-наш. Вас разве время не поджимает?
Передайте ему конфеты. И передайте, что будет столько есть, попа слипнется.
И будто испугавшись того, что ляпнул, он продолжил:
Но работник он очень хороший. Никто ещё на наше кладбище не жаловался.
Ну, давай уже свои конфеты наконец.
Когда я вернулся, волк ещё рычал на струхнувшего начинающего маньяка.
Сказал?
РРР!!!
Ладно, давай я.
Убедившись в том, что машина точно уехала и рядом с жильём никого нет, я вернулся к клиенту и взял за шкирку. Он продолжал мелко дрожать, как будто батарейки внутри всё ещё работали, поддерживая моторчик страха. Ненависть я не чувствовал, но эти шизики хорошо умеют скрывать свои эмоции.
Ещё раз полезешь к особенным детям, я конфеты растоплю, сделаю из них липкий шар и запихну в глотку, чтобы задохнулся. Закопаем тут, и никто не найдёт. Понял меня?
Оно продолжало дрожать.
Кивни, если понимаешь.
Оно покосилось за мою спину и кивнуло, не переставая смотреть.
Яцек, вернись в нормальный облик, не даёшь ему соображать.
За спиной клацнули зубами, согласились, наверное.
Посмотри на меня. Не смотри на него. Смотри на меня. Если придёшь за детьми, мы вернёмся. Я приду и трое таких как он. Только постарше, помощнее и намного грубее. Родители детей и они уже жалеть не будут.
Лицо у охранника покойных вспухло и начало синеть. Нехорошо. Будут следы побоев. Если надумает идти в полицию, то он знает, где меня искать.