Георгий Филиппович Шолохов-Синявский Волгины
КНИГА ПЕРВАЯ
Часть первая
Из далекого малоизвестного городка, затерянного у самой границы Восточной Пруссии, приехал в отпуск Виктор Волгин, лейтенант, летчик истребительной авиации. Со строящейся на Кавказе железной дороги прибыл средний сын Алексей, инженер-путеец, руководивший строительством мостов. Он привез с собой молодую жену, тоненькую черноглазую грузинку. И, наконец, по дороге в Москву заехал к отцу Павел, старший сын, директор крупного зернового совхоза.
После того, как Виктор три года назад уехал в школу летчиков-истребителей, а Павел и Алексей были назначены на работу в разные, отдаленные от родного города места, Прохор Матвеевич и Александра Михайловна Волгины не видели их всех вместе. В маленьком домике, на Береговой улице, с разросшимися у самых окон акациями и высоким ветвистым тополем, стояла мирная тишина, изредка нарушаемая только смехом дочери Тани и ее шумливых подруг.
Старики жили скромно и замкнуто, гости у них бывали редко. Прохор Матвеевич работал на мебельной фабрике столяром-краснодеревщиком, Александра Михайловна хозяйничала дома. И вот накануне Нового года старый домик с зелеными ставнями и покосившимся балконом ожил, наполнился молодыми мужскими голосами. По случаю приезда сыновей Прохор Матвеевич созвал живущих в городе родственников и своих приятелей.
Было около десяти часов, и гости только начали собираться. В прихожей непрерывно дребезжал звонок, раздавались приветственные восклицания, смех, девичий визг и хлопанье в ладоши. Это приходили друзья и подруги Тани. В ее комнате молодежь устраивала свою новогоднюю вечеринку. Гости входили, щурясь от электрического света, стряхивая с воротников чистый молодой снежок, внося холодный запах морозного вечера.
Прохор Матвеевич, крепкий сухощавый
старик лет шестидесяти, с коротко остриженной, лысеющей со лба угловатой головой и вислыми седыми усами, одетый в просторный костюм, который он уже много лет надевал только по праздникам, спешил навстречу каждому гостю, говорил грубоватым басом:
Давай, давай, не задерживай. Марку свою, чин соблюдаешь: первым не хочешь приходить. Снимай свой реглан и проходи
Прохор Матвеевич редко называл родственников и приятелей по имени и отчеству, он величал их уменьшительными именами, словно ребятишек.
Ты чего, Гриша, опаздываешь? недовольно ворчал он. Назначено в девять, а ты пожаловал во сколько? Не думаешь ли ты, что Новый год ждать тебя будет?
Моложавое, с крупным мясистым носом лицо Прохора Матвеевича густо порозовело от возбуждения. Плечи его были все еще круты, профессиональная сутулость не скрадывала упругих, как резина, мускулов, руки большие, узловатые, с длинными и очень гибкими пальцами, с давнишними, навсегда въевшимися следами лака, руки старого мастера по дереву. Карие живые глаза искрились той неистощимой веселостью, какой всегда полны здоровые пожилые люди, довольные своей судьбой.
Прохор Матвеевич тайком от Александры Михайловны в ожидании гостей уже пропустил бокальчик, и это еще больше подняло его настроение. Он остановил в прихожей жену и, обняв ее полную талию, спросил:
Ну, Сашенька, у тебя все готово?
Осталось последний пирог из духовки вынуть.
Александра Михайловна внимательно посмотрела на мужа добрыми серыми глазами, укоризненно спросила:
А ты уже клюнул без сынов-то, не дождался? Терпения нету?
Одну рюмочку, Саша. Ведь до Нового года еще целых два часа, стал оправдываться Прохор Матвеевич.
Ты бы лучше с сыновьями посидел, а то разъедутся и не наглядишься на них, сказала Александра Михайловна.
Я их теперь неделю не отпущу. Теперь-то я уж на них отыграюсь, шутливо погрозил Прохор Матвеевич.
Из комнат докатился мужской хохот, звуки патефона.
Иди, Проша, спохватилась Александра Михайловна, мне надо еще кое-что приготовить, да и стол пора накрывать.
Ну, как ты? Довольна, что сыновья съехались?
А какая мать недовольна, когда видит возле себя своих детей? Вот только от Павлуши я совсем отвыкла. Здоровенный такой, и уже седина на висках. А ведь, кажется, только вчера на руках его носила. Он и тогда, еще пузанок был, руки надрывал. А теперь сядет стул трещит
Прохор Матвеевич засмеялся.
Здоров, что и говорить. Степным воздухом дышит да солнышком умывается
А Витенька, тот еще совсем мальчик, вздохнула Александра Михайловна.
Любимчик твой, усмехнулся старик.
Тоже выдумал! обиделась мать. Для меня все любимчики: какой палец ни обрежь больно.
За дверью послышались легкие, быстрые шаги. В прихожую впорхнула Таня.
Мама, почему ты ушла? Там гости скучают, а ты
Она застыла на месте, Широко раскрыв иссиня-серые глаза и вопросительно глядя на отца и мать.
Папа, ты чего забрался сюда? обратилась она к Прохору Матвеевичу. А с гостями кто будет заниматься?
Тонкая и гибкая, как лоза, в светлом платье, еле достигавшем узких коленей, она затормошила старика, чмокнула его в щеку, смахнув неосторожным движением с вешалки чью-то шапку, и убежала. Прохор Матвеевич поднял с пола шапку; покачав головой, пошел вслед за дочерью.
Молодежь во главе с Таней, взявшей на себя роль молодой хозяйки, расположилась в комнате Алексея, в ней он жил еще в студенческие годы, теперь здесь была спальня Тани.