Сохрани вас Бог очутиться в русском плену! Эти дикари подвергают пленных пыткам, морят их жаждой и голодом!..
Эти небылицы распространялись в германских войсках, конечно, с единственною целью, чтобы солдаты, напуганные страшными перспективами русского плена, мужественно и стойко дрались до последней капли крови.
Испить бы водицы ой, печет огнем печет, водицы бы, Христа ради, слышится стон мрачного хозяйственного костромича. Бедняга получил штыковую рану в живот и мечется весь в жару, быстро охватившем его. Раненный еще в окопе, он остался в строю, пошел в атаку, заколол двух немцев и вот сам свалился.
Испить бы водицы. Ой, смерть подходит братцы
Худенькая, в коричневом жакете сестра милосердия, отвинтив крышку висевшей у нее через плечо фляги, дает костромичу пить.
Спасибо, родная, шепчет он запекшимися губами. Ничего бы а только нутро все горит
К нему подходят два санитара с носилками.
Взято в плен было человек восемьдесят. Едва ли не первая партия пленных германцев. И поэтому интерес, проявленный к ней, был особенно повышенный.
Впечатление новизны создавало какую-то праздничность. Немцы, те самые немцы, которые так высокомерно и хвастливо держали себя, крича на весь мир о своей непобедимости И вот, мы одних берем в плен, остальных гоним, а третьи легли между теми и другими. Ни каски с "громоотводами", ни спесиво подкрученные усы, ни механическая дисциплина и муштра ничто не спасло их.
А тут еще прошел слух, что по соседству, на фронте, в происходивших одновременно боях, взято еще много
пленных
Из штаба дивизии прискакал офицер-кавалерист с требованием возможно скорее доставить генералу всех пленных. Штаб находился верстах в семи. Вести пленных походным порядком займет два часа времени. Поэтому для скорости было решено доставить их на обозных телегах. Пошла погрузка. По десяти человек на телегу. И вместе с погрузкой началось что-то необъяснимое, смешавшее все понятия о военном чинопочитании и субординации.
Среди пленных было три офицера капитан, пожилой, с брюшком, и два лейтенанта. И вот русские диву даются, глядючи, как все трое тянутся и обалдевают перед высоким, бритым унтер-офицером, которого не отпускает от себя ни на шаг рядовой Цвиркун, считающий белобрысого немца своей законной добычею.
Белобрысый унтер-офицер приведен был Цвиркуном в весьма плачевное состояние. Губы распухли, один из передних зубов выбит, и под глазом светился фонарь, из синего успевший сделаться фиолетовым. Напомаженные волосы липкими прядями торчали во все стороны, а по сохранившейся кое-где дорожке пробора угадывалось, что расчесаны они были самым тщательным образом.
И если сопоставить, что, с одной стороны, унтер-офицер был слишком нежен, хрупок и щеголеват, а с другой тянулись перед ним в струнку и оба лейтенанта, и капитан, получилось нечто загадочное, и, как на беду, пленные офицеры проявляли по отношению к этому солдату не только искательность и внимание, но и самое грубое подобострастие.
И напрасно кусал он с досады свои распухшие, посиневшие губы и "сигнализировал" офицерам своими белыми навыкате и без ресниц глазами.
Вся эта комедия не ускользнула от ротного. Громадный атлетического сложения капитан, рыжеусый, в темных очках и в солдатской шинели без пуговиц, подошел к таинственному унтер-офицеру и спросил по-немецки:
Кто вы такой?
Белобрысый немец надменно мотнул головой и, пожав плечами, ответил:
Я солдат, простой солдат Ганс Шмидт, чего же вам более?..
Усы капитана дрогнули в усмешке. Он обратился к солдатам:
Братцы, этого гуся берегите пуще глаз. Шесть человек с винтовками с ним на телегу. Кстати, кто его "пленил"?
Я, ваше высокоблагородие! метнулся к ротному Цвиркун. И одним глазом "ест" начальство, другого не спускает с немца. Еще удерет, чего доброго.
Улыбка расползлась по широкому лицу капитана. Уж очень неказист был этот оспою изрытый солдатик.
Как же ты его взял?
А так, ваше высокоблагородие. Ен хотел в мене с леворвера стрелить, а я его по зубам, по зубам. Наложил по первое число! Ну, и в смирение привел. Так и взял
По зубам!.. Ах ты дурья голова, смеялся капитан.
Когда телеги с пленными тронулись в штаб дивизии, капитан еще раз в напутствие крикнул:
Ребята, беречь мне этого длинного, как собственный глаз!
Капитан поманил к себе юного, румяного подпоручика Селиванова.
Вот что, милый, поезжайте в штаб. Возьмите мою лошадь. Необходимо предупредить генерала об этой загадочной птице. Он такой же унтер-офицер, как и мы с вами. Видели, какой аршин глотали в его присутствии настоящие офицеры? И хотя у этих немцев разных там принцев да герцогов как собак нерезаных, а все же заполучить в самом начале войны в плен одного из этих господ что ни говорите, приятно.
Дождь перестал, прояснились небеса, вот и пленные. Генерал, высокий и стройный, с поручичьей фигурой, вышел из дому взглянуть на подозрительного унтер-офицера.
Генерал бывший гвардеец и светский человек опытным глазом с первого же впечатления определил какую-то печать особенной, вырожденческой породы в этом белесом унтер-офицере, с так хорошо пригнанной формой из тонкого сукна и в сапогах, обошедшихся, по крайней мере, в сто марок. Желая сразу поймать пленника, генерал спросил нарочно по-французски: