Но основные кедровые массивы, расположенные на горных склонах Южной Сибири, продолжали выполнять свою стихийную роль биологического и климатического регулятора. Орехи и пушнина в этих кедрачах заготовлялись, но большая часть продукции пропадала руки не доходили. И вот за «освоение» этой своеобразной таежной целины взялись в 1937 году лесозаготовители. Природа, создавая кедр, оказалась, на его беду, даже слишком щедрой из всех наших древесных пород у него самый мощный ствол, и поэтому рубить кедр очень выгодно. И начали рубить! Перед войной свели самые доступные, то есть самые ценные, орехоносные кедрачи. За послевоенные годы заготовители вооружились до зубов, приспособились к горным склонам, и наступила для кедра сибирского самая трудная пора: под топор пошли наиболее продуктивные массивы в Красноярском, Алтайском и Приморском краях, в Томской, Иркутской и Тюменской областях.
Даже оставляя в стороне климатологическое, гидрологическое и эстетическое значение сибирского кедра, ученые давно доказали экономическую выгодность прижизненного его использования. Однако жажда получить пусть единовременный, но эффектный результат оказалась сильнее здравого смысла. И кедр продолжали рубить. Только за последние три года заготовки кедровой древесины удвоились и составляют сейчас почти десять миллионов кубометров в год. Это в пятьдесят раз превышает специальные потребности страны в кедровой древесине (она должна идти на карандашную дощечку, аккумуляторный шпон, мебель, музыкальные инструменты и т. п.). А чтобы замаскировать эти истощительные рубки, стали включать в отчетах кедр в общее понятие «хвойных».
Нашлись даже специалисты из лесозаготовителей, которые начали оправдывать такие интенсивные рубки, подводить под них теоретическую базу.
Кедр гниет, вываливается, говорили они. Нужно взять древесину, чтоб она не пропала.
Почему же она тогда не пропала раньше? спрашивали ученые. Кедровой тайге тысячи лет. В ней идет смена возрастов.
Вы хотите законсервировать ресурсы!
Наоборот! Мы хотим хоть в одном месте Сибири наладить разумные рубки, чтобы доказать их выгоду
В кедровой тайге предполагалось возродить, провести в жизнь основной закон, старый символ веры российских лесоводов рубить лес и не губить его. Принцип постоянства пользования лесом включал в себя и новую идею основные массивы не трогать топором, а брать из них все добро, которое может дать живая природа. Расчеты показывали, что этот совершенно новый тип государственного лесного предприятия окажется прогрессивным, экономически выгодным.
Расчеты расчетами, сомневались многие. А где практика?
На волне этих споров всплыла идея группы выпускников Ленинградской лесотехнической академии. Все было вначале у этих ребят и юношеские клятвы стоять до конца за мечту, и сомнения, и горькие разочарования, и счастье приобретения новых друзей Кедрограда.
Что же такое Кедроград?
Туристы.
Гостиница «Мечта моей бабушки».
Виталий Парфенов.
И вот я в Кедрограде. Никто не знает, что это такое. Одни так называют поселок Уймень, другие часть этого поселка, расположенную за протокой реки; там новые, крепкие дома, поставленные молодежью, не чета уже сгнивающим времянкам, что завозились заготовителями сюда, в лесной край, аж из Тюмени. В этой части поселка на последних выборах в местные Советы был организован Кедроградский избирательный участок. Некоторые считают Кедроградом всю территорию Прителецкой кедровой тайги, но это звонкое слово пригодится, я думаю, для центральной
усадьбы хозяйства, когда место ее будет точно определено.
Остановился я у Виталия Парфенова, кедроградского комсорга, ясноглазого парня с чистым, как у ребенка, лицом. Провели заседание бюро, на большом собрании жителей поселка я рассказал о своих поездках за границу, потом начались бесконечные совещания
Я рвался в тайгу, но как было не задержаться тут, чтобы внимательно посмотреть хотя бы на одного кедроградца!
Когда я приехал, Виталий Парфенов лежал пластом ноги отяжелели, вены взбухли, готовые лопнуть И только начал поправляться, вылез с палочкой во двор косяками пошли туристы. Ковыляя по поселку, Виталий устраивал на ночлег ленинградских учителей, новосибирских ученых и конструкторов, томских студентов. Почти каждую группу приглашал он на окраину поселка. Помню, как москвичи, будущие медики, недоуменно спросили его:
Куда это вы нас ведете?
К гостинице.
Тут есть гостиница? вытаращили глаза гости.
Конечно, с достоинством ответил Виталий. Да вот она!
Туристов кинуло в дрожь за лесопилкой стояло жалкое сооружение из досок, по размерам и архитектуре напоминающее собачью конуру.
Вы хотите сказать, вежливо спросила какая-то девушка, что здесь можно жить?
Вот именно. Одиннадцать человек вмещало это палаццо. Да вы подойдите поближе! Успокойтесь, ночевать вам тут не придется
Еще не успевшие потемнеть доски этого сооружения были густо испещрены надписями. Сверху кто-то намазал углем: «Гостиница «Мечта моей бабушки». А на всех четырех стенах десятки раз повторялась одна и та же фраза: «Да здравствует Кедроград!» на русском, алтайском, татарском, английском, украинском, грузинском, французском, латинском и других языках. А одна надпись воспроизводилась какими-то совершенно немыслимыми закорючками не то персидскими, не то санскритскими, а может быть, даже и на языке майя.