Мичман, сказал он, стараясь напустить на себя важность, я отойду на минуту. В случае чего шумните мне в каюту.
Ветошкин внутренне просиял: «Давно бы так», но виду не подал, только для порядка покосился по сторонам.
Можете не сумлеваться...
Ну-ну, сказал Суханов и вышел в коридор, поднялся по одному трапу, по другому, очутился в своем офицерском коридоре и сильно, по-хозяйски толкнул дверь.
Это была первая каюта в его жизни, и он не успел еще ее обжить слишком много этих «первых» свалилось на его голову: и первая каюта, и первая вахта, и теперь вот первое самостоятельное учение; но самое главное он впервые получил под свое начало команду молодых, как, впрочем, и он сам, людей, похожих между собою не более чем того требовала служба и вопреки той же службе имевших каждый лицо «необщего выраженья».
Суханов приоткрыл кран воды в бачке, кажется, было достаточно. «Нет, черт побери! подумал он. Своя каюта это совсем недурственно». И сел поудобнее на стул, закинув нога на ногу, как бы решая при этом: «Ну-с, с чего же мы начнем?» Плясать во все времена начинали от печки... Суханов порылся в столе, выудил из бумаг фотографию, полюбовался: на ней ему, лейтенанту Суханову, вручал адмирал диплом, кортик и погоны.
Красавец! сказал Суханов, имея в виду, разумеется, себя. Итак, что мы имеем, господа присяжные заседатели? Он глянул на часы: было половина второго ночи.
Море было темно и мрачно, и по всему этому мрачному полю вспыхивали белые огни, разгорались и тотчас же гасли, создавая впечатление, как будто пастухи по весне жгли сухую траву. Так как корабль «сидел» на волне и ветер дул с кормы, то, когда кто-то выходил на открытое крыло мостика, в дверь запахивало дымом, усиливая впечатление, что на море пал.
Командирскую
вахту Ковалев стоял сам, только под утро, если позволяла обстановка, его часа на два-три сменял старпом Бруснецов. Сегодня такой подмены не предвиделось: сразу после четырех часов утра «Гангут» входил в расчетную точку, и, значит, в четыре предстояло сыграть учебную тревогу.
За всю долгую вахту Ковалев редко покидал кресло, приучив себя почти кожей ощущать, что делается у него за спиной. Казалось, его ничто не выводило из терпения, он неизменно был угрюмоват и молчалив, может, угрюмоватость и была следствием его молчаливости. Он был уверен в своих офицерах и поэтому никогда не дергал их по пустякам, но сегодня его многое волновало: и то, что учение штаб назначил на непривычно ранний час, и то, что командиром акустической группы у него шел зеленый лейтенант впрочем, лейтенанты всегда были зелеными, и то, что дома... Хотя нет, главное это Суханов, а все прочее уже от лукавого.
Товарищ командир, через пять минут точка поворота, доложил из своей рубки старший штурман капитан-лейтенант Голайба.
Ковалев помолчал, сказал не оборачиваясь:
Хорошо...
В кресле флагмана по левому борту сидел человек, тоже нахохлившись и накинув на плечи меховую куртку. Он поднял голову, поглядел на командира, как бы ожидая, не скажет ли тот чего-нибудь, но Ковалев промолчал, промолчал и человек, видимо хорошо знавший, что командир на мостике не терпел праздных разговоров. Человеком этим был заместитель командира по политической части капитан 3 ранга Сокольников, которого сослуживцы заглазно величали Василием Васильевичем, или проще Вас-Васом.
Просиживать штаны во флагманском кресле Сокольникову было в общем-то необязательно, он волен был спуститься к себе в каюту и подремать по-человечески на койке, но Сокольников совсем недавно перешел на надводные корабли до «Гангута» служил в бригаде подводных лодок, и все ему теперь было словно бы в новинку.
Товарищ командир, опять доложил Голайба, корабль в точке поворота.
Ковалев словно бы и не расслышал доклада, может, задумался, может, задремал. Голайба помялся, но повторять доклад не спешил. Наконец Ковалев сказал:
Хорошо... Вахтенный офицер, ложитесь на расчетный курс.
Штурман облегченно вздохнул и неслышно заперся в своей рубке. Корабль сошел с волны и начал медленно переваливаться с борта на борт, волна все-таки немного убилась. «Ну что ж, подумал Ковалев, это хорошо... Это даже очень хорошо. Кстати, что там, дома-то? Ах да, парень стал покуривать. Я, кажется, тоже начинал... А может, все-таки высечь? Да ведь, пожалуй, теперь не секут. Меня, должно быть, тоже не секли... Впрочем, пару раз я от отца все-таки схлопотал. Крутой был старик, я, наверное, в мать пожиже вышел».
Теперь «Гангут» шел почти на восход, и там над сизыми волнами начала пробуждаться первая желтовато-серая полоска, хотя ночная пора была самая глухая и рассвет еще блуждал за далекими Кавказскими горами.
Товарищ командир, подал голос вахтенный офицер, пора будить старпома.
На этот раз командир не стал медлить, сказал сразу:
Нет, разбудите за полчаса до прихода в точку.
Сокольников встрепенулся, кажется, улыбнулся в меховой воротник куртки.
А может, спустишься подремать? День, судя по всему, предстоит тяжелый.
А когда они выпадали легкими? спросил Ковалев и, не желая, видимо, продолжать разговор, нехотя заметил: Вернемся в базу, там и подремлем.