Товарищ командир, обед для команды готов. На первое гороховый суп со свининой, на второе макароны по-флотски, на третье компот.
Добро. А что с обедом в кают-компании?
Обед в кают-компании тоже готов. Столы накрыты.
Пробу пусть снимет замполит. Старпома на мостик. Вахтенный офицер, объявите форму одежды в кают-компании: кремовая рубашка без галстука. Поход походом, а офицер не должен забывать о своем внешнем виде.
Суханов повернулся как подобает и скатился по трапу в низы.
Он обещал прийти в домик за раскопом через три дня. Сегодня шел первый день, у него оставались в запасе еще два, но кто знал, когда «Гангуту» предписывалось вернуться в базу? И без вопросов ясно было, что знать об этом мог прежде всего командир, но ведь к нему не подойдешь и просто так не спросишь: «Товарищ командир, а мы когда вернемся в базу?» «Ладно, подумал Суханов, денек еще потерпим».
Оставив за себя на мостике Бруснецова, Ковалев спустился в каюту, ополоснулся, помял перед зеркалом подбородок он был еще чистый надел свежую рубашку и прошел в кают-компанию. Многие офицеры сгрудились в коридоре одни курили, другие уже прошли в кают-компанию, но за столы не садились ждали командира.
Прошу к столу, негромко позвал Ковалев, занял свое место во главе стола старших офицеров, и только после этого начали усаживаться и все прочие: походы, вахты, стрельбы, постановки мин все это преходящее, неизменно только одно порядок, освященный на кораблях столетиями и ставший традицией.
В море Ковалев никогда не засиживался за столом. Поэтому и сейчас, отобедав, он тотчас же поднялся на мостик, отпустил Бруснецова в низы, несмотря на то что у того на весь обед осталось минуты четыре-пять. Следом появился Суханов и доложил:
Товарищ командир, обед личному составу роздан. Жалоб и замечаний не поступило.
Ковалев уже хотел отпустить его, но по глазам, ставшим почти треугольными, понял, что Суханова мучил какой-то вопрос.
Ну, спрашивайте, Суханов... Спрашивайте.
Товарищ командир, понимаю, что вопрос мой бестактный, но нельзя ли узнать, когда мы вернемся в базу?
Ковалев не удивился, не сломал брови домиком, только спросил безразличным голосом:
Суханов, вы сколько времени ходите в лейтенантском звании?
«Спрашивать было не надо», подумал Суханов и сказал:
Скоро будет два месяца.
Вот видите... А я уже три года стою вот на этом самом мостике. И знаете ли, не надоедает. Это моя жизнь. Есть такой парадокс: чтобы поскорее прийти в базу, надлежит править в открытое море. Подумайте об этом на досуге, Суханов.
Есть, сказал Суханов и опять подумал, правда, не совсем кстати: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»
Послушай совет старого медика: не ешь быстро. Ешь разборчиво, со вкусом, с пониманием того, что ешь. К старости сохранишь печенку и прочие органы, которые из скромности опущу. В цветущие годы, переживаемые тобою сейчас, будешь неизменно иметь прекрасное расположение духа.
Суханов покосился в сторону командирского стола: Ковалев стоял вахту, главенствовал в кают-компании старпом.
Чистоплюй скорехонько обратит этот твой дух в свою противоположность.
Не богохульствуй за столом это во-первых, заметил Блинов, сделав лицо значительным и серьезным. Во-вторых, старайся пореже попадаться командованию на глаза.
И рад бы, сказал Суханов, да не получается: то вахта, то дежурство.
Назвался лейтенантом службой не манкируй. Дяденька старпом знает, что делает. Блинов неприметно кивнул в сторону Бруснецова. На бережок сегодня смотаемся?
Обещал быть в одном месте, нехотя промолвил Суханов.
Между прочим, я тоже обещал... И от твоего имени в том числе. Можно сказать, только для тебя и старался. В приличное общество хотел вывести. Это не какая-нибудь Галочка из ширпотреба и не какая-нибудь, которая в такси к незнакомым мужикам подсаживается. Я, конечно, ничего против не имею...
Не трогай посторонних.
Я никого не трогаю, только из-за тех посторонних у нас вся компашка разбрелась. Не пристало, маэстро, бросать флотское товарищество под первый встречный каблук.
Получалось везде кругло: Блинову откажешь вроде бы человека обидишь, даже трех, если верить его словам, а не откажешь сам в половую тряпку превратишься.
Да я не бросаю, сказал Суханов потерянно.
И правильно делаешь, потому как нет ничего святее флотского братства.
На горизонте уже обозначился Херсонесский маяк они подходили к внешнему рейду, и на «Гангуте» сыграли тревогу. Из базы оповестили, что он сразу может заводиться в гавань.
камня собрались всей семьей попить чайку. Стол накрыли в саду под абрикосовым деревом тут было прохладнее, солнце едва пробивалось сквозь листву и падало на скатерть ржавыми кружевами. Иван Сергеевич вынес самовар, уже вздрагивающий от нетерпения, как паровоз перед дорогой, сполоснул заварной чайник кипятком, бросил в него хорошую жменю чаю и поставил чайник на конфорку. Сделав свое дело, он отряхнул руки, к которым пристали чаинки, похлопал по карманам, намереваясь по привычке закурить, но вместо этого поднялся на крыльцо, с которого хорошо был виден внешний рейд, взял с подоконника бинокль, презент товарищей, когда расставался со службой.