Акустики, повторите доклад, твердым, командирским голосом потребовал Ковалев. Голос у Ковалева был хорошо поставлен.
Цель номер два, начал докладывать Суханов, курс постоянный. Дистанция... быстро сокращается. Голос у Суханова неожиданно сорвался: Товарищ командир, цель классифицировали. Торпеда! Скорость около пятидесяти узлов. Он на мгновение отключил связь и вытер со лба кулаком холодный пот. Он чувствовал, как по спине побежал липкий ручеек. Торпеда, товарищ командир.
Суханов повернулся к Ветошкину и увидел, как у того мучнисто
побелели щеки и нос, но, видимо, они так же побелели и у самого Суханова. Он сильно потер правую щеку Ветошкин сидел у него справа и, стараясь улыбаться дрогнувшими губами, подумал: «Спокойнее, Суханов, спокойнее. Командир что-нибудь придумает. Он обязательно должен что-нибудь придумать». Светлая точка уже подкрадывалась к центру индикатора.
Там, наверху, вода стала особенно блестящей, глаза заслезились, Сокольников провел по ним ладонью и отвернулся. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, подумал он. Все может произойти просто, как в сказке. Раз, два, три, четыре, пять вышел зайчик погулять». Ковалев подал ему сигарету, дескать, закури, комиссар, и сам с аппетитом затянулся. Сокольников впервые увидел, что Ковалев курит.
Цель номер один провалилась, доложил Зазвонов. Разрешите занять сектор номер три?
Ковалев промолчал.
Цель номер два, тут же послышался голос Суханова. Идет прямо на нас. Дистанция...
Ясно, Суханов, ясно, сказал Ковалев. РБУ, принять целеуказание... Доложить! Пост связи! Старпом! Приготовить радиограмму на передачу! Он командовал весело, даже словно бы с отчаяньем, как бы говоря: помирать так с музыкой.
Есть! лихо сказал старпом.
Ходовой, БИП. Подтверждаю: цель номер два торпеда. Идет в кильватерный след.
Ракетно-бомбовая установка РБУ приняла вертикальное положение, грохоча, провернулась по горизонту и, покачавшись, замерла. Ковалев понял, что наступил тот трагически-торжественный момент, в который решалась не только его судьба, но и судьба «Гангута», а вместе с этим и многое другое, о чем ему уже не оставалось времени подумать. Только он один мог принять решение, и только одно решение могло быть правильным.
Вертолету оставаться в своем секторе, сказал он в радиотелефон и тотчас поднес к губам микрофон «Каштана». Большую серию РБУ Товсь! Он немного помедлил и усталым голосом сказал: Пост связи, передайте сигнал номер десять. Он помедлил только самую малость ему словно бы не хватило воздуха, чтобы произнести последнее слово, именуемое командой, которую ракетчикам надлежало исполнить неукоснительно, а там, как говорится, что уж бог даст, и в эту малость он успел еще и подумать: «Так что же там имитатор, торпеда или сама? О, господи...»
Море едва колыхалось, поблескивая округло-глянцевитыми волнами, они катились неслышно, и ветер совсем убился, и много было солнца, которое, казалось, поднимало небо еще выше.
Неожиданно прокричал Суханов:
Товарищ командир! (Ковалев недовольно поморщился: он не терпел эту лейтенантскую поспешность.) Цель номер два эхо-сигнал исчез. Цель номер два контакта нет.
Ковалев поднес микрофон к самым губам и услышал свой голос словно бы со стороны:
Суханов, повторите доклад.
Цель номер два эхо-сигнала нет...
Ковалев взял трубку радиотелефона.
Вертолет, доложите обстановку.
Глуховатый голос Зазвонова послышался тотчас же:
Цель номер один не прослушивается.
Ковалев невольно провел запястьем по лбу он был холодным и липким, так же невольно глянул на Сокольникова, тот казался спокойным, только коричневатые щеки стали слегка матовыми.
Добро... РБУ в исходное положение. Вертолету на борт.
Разрешите...
Не разрешаю, перебил его Ковалев. Акустикам доложить обстановку.
Торпеда не прослушивается, зачастил в динамике голос Суханова. Эха нет. Цель номер один эха нет.
Хорошо, Суханов. Очень хорошо. Слушайте меня внимательно. Кровь из носу, но контакт с лодкой еще раз должен быть. Вы хорошо меня поняли, Суханов?
Так точно, товарищ командир.
Сокольников дождался, когда отключилась связь, и недоуменно заметил Ковалеву:
Но ведь это же безумие вступать еще раз в контакт.
Безумие не это, комиссар, возразил Ковалев. А то безумие, что люди сейчас могут размагнититься...
Тебе виднее, кротко заметил Сокольников.
«Это уж точно», машинально подумал Ковалев и сказал веселеющим голосом: Штурман, рассчитайте курс на вертолет. Он снова обратился к Сокольникову: Подойдет водолей, заправимся. Команду помоем, постираемся. Сами попаримся.
Курс на вертолет, товарищ командир...
Вахтенный офицер, ложитесь на курс... Самый полный вперед! Ковалев посмотрел по сторонам, сказал в раздумье: Что-то командующий на связь не выходит. Радиограмму мы передали вовремя.
Только честно, командир, сказал Сокольников, мандражировал?
Помнишь нашего профессора Владимирского? Из тех самых Владимирских?
Владимирского забыть трудно.
Так этот Владимирский
говорил: богатство офицера его честь, совесть, мужество, достоинство, знания, верность присяге и долгу. В ту минуту, когда мне доложили, что вступили в контакт вертолетчики, а потом об этом же доложил и Суханов, я понял, что я безумно устал и могу наконец свалить ношу. Так чего же мне было мандражировать?