Пусть и они помоются. С ПВО повременим. Помоются позже.
Ковалев одним махом перечеркнул весь план работ,
который Бруснецов с Козлюком наметили на сегодня, даже успели утвердить его у Ковалева, но напоминать об этом Бруснецов не стал помывочка так помывочка, тем более что танкер подойдет вечером, и, значит, надо к тому времени подрастрясти свои водяные цистерны, в которых бережливостью его, старпома, и командира БЧ-5 Ведерникова воды еще оставалось достаточно. «Ну и пусть моются, меланхолически подумал он, спускаясь к себе в каюту, чтобы оттуда руководить помывочкой. А то получается, что я вроде бы главный скупердяй. А я не скупердяй пусть моются. Только пока в океане тихо, надо было бы ржавчину кое-где соскрести да покрасить палубу и швартовые устройства. В шторм покраской не займешься. В шторм соль опять начнет жрать металл. Сейчас самое время его просуричить. А так что ж я не скупердяй».
Он собрал у себя командиров боевых частей и начальников служб и команд и сказал весьма строгим голосом:
Мы с командиром решили устроить помывочку личному составу. На стирку белья вода также будет отпущена.
Козлюк хотя и слышал весьма серьезное «мы с командиром», тем не менее на стуле заерзал.
Суричиться же надо, товарищ капитан третьего ранга, сказал он со слезой в голосе. Сами же говорили... И командир согласился.
Боцман, не мельтеши, сразу уставшим голосом заметил ему Бруснецов. В ночь танкер подойдет. Надо цистерны к его приходу освободить.
Эт-то понятно, согласился Козлюк, но согласия его хватило ненадолго. Да ведь погода такая не всегда бывает в океане. А заправиться и завтра бы могли.
«А и верно, подумал Бруснецов. Почему бы сутки было не переждать? Танкер шел в такую даль, так потерять сутки-другие ему уже ничего не стоит», но сказал опять строгим голосом:
Ты, боцман, как малый ребенок. Помимо погоды еще существуют высшие интересы. Головой надо думать.
Эт-то конечно, сказал Козлюк, только ведь не всегда так получается. Порой думают не головой, а чем-то еще другим.
Вот поди на мостик и развей там командиру эти свои мысли.
Хе-хе, сказал Козлюк.
Перед ужином танкер снова вышел на связь, и связь эта уже больше не прекращалась. Танкер шел милях в тридцати прямо по курсу, и Ковалев теперь сам рассчитывал время, когда начать заправку. Он не хотел ее форсировать, предполагая растянуть на всю ночь: погода этому благоприятствовала. «Может, они в конце концов отвяжутся от нас, думал он с надеждой, что супостатам надоест бесцельно бродить за ними, тем более что и само движение «Гангута» превращалось в бесцельное бродяжничество. И тут же он себя маленько попридержал: Спокойно, Ковалев, спокойно. Нам терять нечего, и мы тут ничего не забыли. Они же могут потерять многое».
Командующий попросил Ковалева к телефону точно в назначенное время, спросил недовольно:
Что у вас нового? Доложите обстановку.
Обстановка прежняя. В ночь произведем заправку.
Командующий там у себя в кабинете помолчал.
Мы очень на вас надеемся, сказал командующий. Вы слышите меня?
Так точно, товарищ командующий.
Будьте предупредительны. Помните о конвенции, но настойчивость не ослабляйте. Все прочее остается в силе.
Вас понял, товарищ командующий. Прием.
Связь окончилась, и Ковалев вложил трубку в штормовые зажимы. Командующий, по сути дела, повторил задание, определив при этом методу поведения предупредительность (на этом, видимо, настаивали дипломаты) и настойчивость (этого требовали интересы флота). «Ну что ж, подумал Ковалев, до сего дня нас упрекнуть было не в чем мы были достаточно предупредительны, а кроме настойчивости и терпения, в моем арсенале хоть шаром покати».
Танкер обозначился в сумерках, сияя огнями, которых у него оказалось так много, что можно было подумать, будто в океане вырос развеселый город. Танкер «сидел» на волне, неторопливой и валкой, поэтому и сам двигался едва-едва. «Гангут» легко нагнал его, и Ковалев распорядился сперва идти средним, потом малым. Он решил становиться на бакштов, иначе говоря пришвартоваться к корме. Сама эта операция в тихую погоду не представляла сложности, поэтому Ковалев был спокоен и немного рассеян. Когда корабль сблизился почти вплотную с танкером и туда на корму полетел бросательный конец, с авианосца тотчас же сорвались два вертолета и с деловым видом, словно курьеры, взяли курс на «Гангут», один завис с левого борта, а другой с правого. Корабли эскадры тоже застопорили ход.
Любопытничают, мотнув головой в сторону вертолета, заметил Сокольников. Высматривают. Он облизнул сухие губы. Вынюхивают.
Пусть нюхают. Может, до чего-нибудь и донюхаются.
Корабли сошвартовались говоря бытовым языком, связались,
с танкера подали шланги, натянули ходовой трос, по которому челноком начала сновать тележка, доставив на «Гангут» прежде всего почту, свежие месячной давности газеты с журналами, а потом уже пошли зелень, мясо, сыр, колбасы, словом, все, что на военной службе принято называть съестными припасами.
На танкере, качайте полегоньку, попросил в микрофон Ковалев. Хорошо бы растянуть это удовольствие на всю ночь.
Вас понял, сказал капитан танкера. Будем качать помалу. Погода не поджимает. А они что, капитан танкера, кажется, имел в виду супостатов, давно к вам привязались?