На смену старому приходит новое, Нина Антоновна. И потери при этом неизбежны.
О, да вы философ! Вас как сейчас зовут? Михаил Иванович? Можно Миша? Не хотите? Ну хорошо, Михаил Иванович. Так вот, мой мудрый философ, потери я, конечно, понесла, но здесь нашла свое место. Как видите, не нуждаюсь. И другим могу помочь. Тем, кто хочет стать на ноги. А вы как? Что здесь делаете? Попрежнему на службе? Это интересно!
Она настояла, чтоб он сейчас же пошел к ней обедать. Да, это удобно. Она содержит первоклассный boardinghouse,[14] у неё только избранные постояльцы. Пусть он не беспокоится, нет ни одного русского мужчины, зато много интересных дам. Штурман согласился.
Бордингхаус занимал большой двухэтажный коттедж, спрятанный в зелени сада на набережной. В обширной столовой, двери которой выходили на террасу, собрались все. Мужчин было двое, португалец и швед, остальные женщины.
Все молодые, свежие, как на подбор, миловидные. Француженки, русские, две полуиспанки с Филиппин, англичанки. Воробьева всех ему представила, каждой давая лестную характеристику на русском языке. При этом русские девушки сдержанно улыбались. Все с любопытством смотрели на Беловеского и не смущались его присутствием. За столом разговор шел поанглийски. Только португалец, поседевший смуглый брюнет, с трудом изъяснялся пофранцузски. Говорили о модах, о покупках на Нанкинроуд, о театре, о знакомых американских офицерах, недавно покинувших Шанхай. А хозяйка, посадившая штурмана рядом с собой, позволяла себе в разговоре с ним иногда делать дополнения на русском языке. За обедом она замечала каждый промах прислуги и строго выговаривала виновным. Китайские бои, видимо, её побаивались. И квартиранты тоже чувствовали в ней начальницу: хозяйка любого бордингхауса должна держать его в руках. Меню было составлено со знанием дела, шефповар блеснул искусством и сервировкой, вина лучших марок.
Это не повара надо хвалить, Михаил Иванович, а Нелли. Она сразу, как приехала, взяла в свои руки нашу кухню и буфет. Ведь это жена владельца ресторана в Гонконге. Да вы, конечно, помните «Александркафе». Но муж пропал без вести, а нового она никак не может выбрать. Не зевайте, Михаил Иванович! Уж сыты во всяком случае будете.
Отец Николай, если помните, поучал иначе: не единым бо хлебом будет сыт человек
Ну, если не хлебом, тогда обратите внимание на Жаннетту. Она только что из Тулузы, ей всего девятнадцать лет, уже два раза была замужем. Бедняжка, ей не везет! Первый муж скоропостижно умер, а от второго она удрала сюда.
Мне не нравятся брюнетки, Нина Антоновна.
Опять не угодила! Ну тогда выбирайте сами.
У меня уже есть невеста, Нина Антоновна.
Здесь, в Шанхае?
Нет, она сейчас в Харбине.
Ха, ха, ха! В Харбине! Это же очень далеко!
Боловеский загадочно улыбнулся, ничего не сказав.
После обеда она увела его на второй этаж. Предложила настоящие гаванские сигары, бенедиктин. С балкона открывался прекрасный вид на реку и стоявшие на бочках военные корабли.
Вот ваш кораблик, Михаил Иванович, сказала она, обнимая штурмана за талию, я сразу догадалась. Ведь верно? Она лукаво подмигнула.
Верно, отвечал Беловеский, подходя к маленькому письменному столику и садясь в кресло, но разрешите и мне задать вам вопрос.
Задавайте, я слушаю.
Беловескпй молчал. Тогда она села на подлокотник кресла, обняла и подставила ухо. От неё исходил запах духов. Шепотом Беловеский спросил Она сразу отпрянула и посмотрела на него с насмешливой укоризной.
Я не вмешиваюсь в их интимные дела, глупый мальчик! Так здесь везде принято, но об этом не говорят, у нас всё очень прилично, попасть сюда может не всякий Но для вас мои двери всегда открыты, в том числе и мои, личные
Она опять обняла Беловеского и шутливо потрепала его за уши. Штурман почувствовал, что теряет власть над собой. Надо уходить, иначе можно здесь застрять надолго, а в полночь ему на вахту. Да и кто она сейчас, эта Нина Антоновна? Друг или враг?
Тепло, но решительно попрощавшись с приветливой хозяйкой, он вышел на набережную. Шагая к пристани по широкому тротуару Бэнда, он думал: «Может быть, это и счастливая встреча, кто знает?»
45
В кубрике рулевых было шумно. Только что вернувшийся с берега Кудряшев привез с собою три плоские бутылочки виски и угощал товарищей Панькова и Макеева, оставленных командиром без берега за «злоупотребление крепкими напитками во время увольнения в город». Так было объявлено в приказе по кораблю.
Хорошо шпирт пить и шалом жакушивать, сказал алеут Паньков, осушая первую кружку.
Офицерам везде пить можно, и на корабле, и на берегу, а матросам только тайком. Вот какие порядки завели! Но я о вас вспомнил. И достал четыре мерзавчика. Один я никуда не мог спрятать. Ну и выпил на пристани. Не выбрасывать же! Эх, ребята! Разве так раньше было!
На «Аскольде» эх да так ведется,
Чтоб матрос в порту гулял.
Отвечать тогда только придется,
Если нетчика загнал![15]
запел он, все больше пьянея.
Командир загнал пушнину, начал возмущаться и Макеев, поглядывая на Панькова, деньги себе забрал да офицерам роздал. А нам? Подумаешь, заграничное матросское содержание! Удвоенное! А сами как ходят! Вот штурман наряжается на берег весь в шелку!