Мать дома, сынок? спросил Санджаров.
Нет. Только Бибигюль. Она утром приехала.
Ну хорошо. Проходи, пальван-ага. Санджаров распахнул перед гостем дверь, поздоровался с дочерью. Как в селе, все в порядке? Как мой сват, Дурсун-эдже как? Ребята пишут?
Паша и Юрдаман прислали тебе привет, а Нокер Бибигюль заплакала.
Слышал. Санджаров положил руку на лоб дочери. Видел извещение в военкомате. Ладно, дочка, давай пои нас чаем. И устало опустился на подушку.
Санджаров
вернулся из песков под утро верхом объезжал отгонные пастбища. Всю ночь не спал. Пока Бибигюль готовила чай, он прикрыл глаза и задремал.
Не будите его, пальван-ага, тихонько попросила Бибигюль. Пусть подремлет. Чайник я для него заверну. А вы пейте.
Гость пил чай и разглядывал комнату. В одном углу шкаф, набитый книгами, в другом письменный стол с телефоном. На полу большой потертый ковер. Возле двери печь до самого потолка. Чисто и тепло.
«Да, дел у него хоть отбавляй, сочувственно думал Нунна-пальван, разглядывая плотные ряды книг, книжки прочитать и то полжизни уйдет, а сколько хлопот всяких»
Зазвонил телефон. Санджаров сразу открыл глаза, вскочил и взял трубку.
Я слушаю. Так. В Кизылтакырс? Ясно. Сейчас приду.
Что случилось, Санджар Политик?
Подожди меня здесь, Нунна-пальван. Я скоро.
В кабинете секретаря райкома Санджарова ждали секретарь районной комсомольской организации, начальник милиции и еще незнакомый человек. Таких же примерно лет, как Нунна-пальван, только поменьше ростом, щупловатый. Старик рассказывал, а собравшиеся внимательно слушали.
Я сам из Ахала вот у меня и справка, посмотрите. Он достал из шапки бумажку, положил на стол. Мы возвращались из Хивы менять ездили кое-что на зерно. Шестеро нас: четыре женщины, я да еще один белобородый. На шести верблюдах зерно оттуда везли. Позавчера вечером остановились отдохнуть немножко, верблюдам отдых дать, а дальше идти решили, как луна взойдет. Только мы ее не дождались, поели наскоро и давай верблюдов навьючивать будто чуяли недоброе. Тронулись, вдруг слышим лошади ржут. Глядим всадники, пять человек, шапки у всех на глаза надвинуты. Из какого, спрашивают, места. Из Ахала, отвечаем, за зерном ездили. «Так. Ну вот что: три передних верблюда ваши, три задних наши». Взяли и увели. У них винтовки. Мы даже лиц не разглядели. Вот пришли к вам
Понятно, мрачно произнес Санджаров. Неясно одно, чего вы вдруг к нам заявились? Туда ехали глаз не казали, обратно ехали тоже не заглянули бы, если б не беда, а теперь хотите, чтоб мы бандитов ловили и отбивали ваше добро. А они, между прочим, не из наших мест, бандиты эти. В нашем районе только один такой. У меня дома сейчас охотник сидит, он знает, где тот человек скрывается. Сдается мне, что в наших песках пришлые волки бродят, возможно, даже из вашего Ахала. Конечно, мы все равно будем их ловить. Но обещать вам ничего не можем.
Так мы растерянно пробормотал старик, мы с вас не спрашиваем Мы не за тем пришли Как говорится, нет хлеба найдется доброе слово
Тут написано, начальник милиции вслух прочел справку: «Выдана члену колхоза Сапды Мереду в том, что он едет в Хиву за продовольствием для восьми дворов».
Значит, вас народ послал? спросил Санджаров, смягчаясь.
Неужели я для себя одного?..
Да Плохо получилось, отец. Вы опишите нам верблюдов, найдем обязательно сообщим колхозу.
Один из верблюдов мой был но ничего. У меня здесь, в Учоюке, старший сын живет ему тоже на всю жизнь позор, если мой верблюд бандитам достанется!
Постой, постой. Говоришь, сын у тебя в Учоюке? Как зовут?
Копек Сапды, с удовольствием произнес старик. Знаешь такого? Фермой заведует.
Еще бы не знать. Санджаров в упор разглядывал старика.
Он раньше здесь, в районе, работал, а с осени его на ферму послали, заведующим, продолжал объяснять старик. Его здесь все знают.
Знают. Только лучше бы не знать.
Это почему же? Старик опешил.
Неприятно такое говорить, отец, да ничего не поделаешь. Санджаров встал и подошел к старику. Копек Сапдыев, получив повестку, сбежал. Бросил колхозный скот, ушел, не рассчитавшись. Сейчас он скрывается в песках.
Мой сын?.. Сбежал?
Да, он трус и расхититель.
Старик побледнел, его била дрожь. И голос дрожал.
Если это правда Если мой сын Я не могу вернуться домой Он опозорил меня Опозорил молоко своей матери
Вечером, провожая своих попутчиков, Сапды Меред сказал:
Еду к сыну.
Глава десятая
Лишь на пятый день утром возле колодца Динли обнаружились верблюжьи и конские следы, правда позавчерашние, но Сапды-ага сразу узнал след своего верблюда.
Старики вышли в пески без оружия. Вдвоем на одном верблюде, они не походили на преследователей
скорее путники, пробирающиеся в Хиву. Так и говорилось в-справке, хранившейся у Сапды-ага.
Следы тяжело груженных верблюдов были отчетлива видны даже на такыре и вели прямо на восток. Старики не останавливались и к вечеру наткнулись на недавнюю стоянку дезертиров. Бандиты разводили костер, кипятили чай. Рядом валялась пустая бутылка. Нунна-пальван поднял ее, понюхал.
«Ашхабадское крепкое», заключил он и вздохнул с сожалением.