Вчера вечером я зашел в контору. Заглянул в кабинет к председателю, а там как раз Санджар Политик сидит.
Входи, входи. Как настроение?
Да ничего. Как у всех. Я попытался улыбнуться.
Что значит «ничего»? Давай-ка сюда поближе.
Я посмотрел на председателя. Он, видно, тоже не знал, что ответить.
Слушай, парень. Не дело это: люди у вас тут как в воду опущенные. Если на душе темно и силы нет, и надежды нет. А без надежды победить нельзя, для победы нужна крепость духа. Вот ты почтальон, письма по кибиткам разносишь. Наверное, вопросы задают? О войне когда, мол, она кончится, победим или не победим.
Спрашивают. Одна бабка спрашивала, когда кончится
Ну, а ты?..
Я пожал плечами.
Значит, не смог ответить. Плохо парень! Ты как должен был сказать? «Война кончится, когда мы победим. А чтобы скорее победить, будем все помогать фронту; там очень нужны теплые носки, теплые варежки не мерзнуть же нашим ребятам. И только война кончится я к тебе к первой прибегу с этой вестью. И ты свяжешь еще одну пару носков и подаришь мне за хорошую новость!» Вот так надо с людьми говорить. Понятно?
Понятно, товарищ Санджаров.
Он усмехнулся и похлопал меня по плечу.
Он всегда добрый, веселый. В тот раз мне даже подумалось, что война скоро кончится и Санджаров это знает.
Проснулся чуть свет. Подбросил ишаку свежен травы. Он опустил уши и удивленно поглядел на меня: «Чего это ты так рано, Еллы-джан?» А мне не спалось.
Я взобрался на бугор за кибиткой, сел и стал смотреть на село. Как Илли. Он вставал раньше всех, забирался сюда и сидел, курил, поглядывал О чем он тогда думал? И почему вообще был последнее время задумчив? Может, знал, что скоро придется уйти из дома с мешком за плечами? Нет, откуда ему было знать. Вот начальство, оно, наверное, знало. Санджаров уж точно знал
На колодце возле школы загудел, разматывая веревку, барабан. Девушки с кувшинами одна за другой потянулись к колодцу. Вон наша соседка Солтанджамал, сестренка Нокера Кейкер Много их собралось, девушек и молодых женщин. Толкуют о чем-то.
Протирая глаза, вышла из кибитки тетя Огулдони.
Солтанджамал! грубым голосом закричала она, обернувшись к кибитке своей невестки. Никто не отозвался, и Огулдони, покачиваясь, вперевалочку пошла к моей матери, кипятившей во дворе чай.
Глядишь? заметив на бугре меня, бросила мимоходом. Гляди, гляди, дай бог тебе здоровья! Вон их сколько теперь любую выбирать можешь.
Мама тихонько засмеялась, покачала головой ох уж эта Огулдони: скажет так скажет!
Ну как, Дурсай, может, вместе чайку попьем? Тетя Огулдони со вздохом присела возле мамы. От невесток теперь чаю не дождешься. Они, бесстыжие, тогда свекровь
уважают, когда муж рядом.
Бог с тобой, Огулдони! Невестка твоя за водой пошла. Зачем говорить напрасно!
«Напрасно»! Когда бедный наш сын дома был, она у моей постели чай ставила. Завернет в тряпку хоть до полудня спи, всегда горячий. Видно придется самой готовить
Да уж, перебила ее Солтанджамал, подошедшая с полным кувшином, приучайтесь теперь сами чай греть: не только сыновей, и невесток от вас забирают.
Солтанджамал говорила, не глядя на свекровь; она вообще отличалась независимостью характера, даже, пожалуй, дерзостью. Во-первых, она была очень красивая, самая красивая после Кейик, и потом, ведь отец у нее не чабан какой-нибудь, а продавец, магазинщик Караджа, известный в наших краях бахши .
Огулдони сразу перестала ворчать.
Ты шутишь или как? испуганно спросила она.
Моя мать обомлела: встала и обеими руками схватилась за ворот.
Не пугайтесь, тетя Дурсадап, усмехнувшись, сказала Солтанджамал. Траву косить посылают. Не будет же скотина ждать, пока наши с фронта вернутся.
Конечно нерешительно согласилась мама. Но все-таки как же?..
Очень просто. Сейчас траву идем косить, а нужно будет, и самого Гитлера скосим! От женщины, говорят, и змея бежит.
Я громко фыркнул. Только сейчас Солтанджамал заметила меня.
Эй, Еллы-джан, ты что туда забрался? Помоги-ка мне. Давай бочку в кибитку перетащим, а то вода согреется.
И стоит смотрит, как я с бугра спускаюсь. Я отвел глаза до чего же она красивая!
Держи.
Я схватился за бочку, она оказалась тяжелая и скользкая.
Не хватай один, строго сказала Солтанджамал. Жила лопнет.
Взявшись за край бочки, она нечаянно коснулась моей руки; я почувствовал, что кровь заливает мне лицо, уши набрякли
С бочкой мы возились довольно долго, она почему-то все выскальзывала у меня из рук.
Глава третья
Молодую привезли!
Услышав крик, Кенкер выскочила из дому. Со всех сторон сбегались люди, всем хотелось увидеть молодую. Кейкер подбежала к отцу и упала ему на грудь.
Не надо, дочка, негромко сказал старик. Ты не должна так вести себя ты дочь Анкара.
С виду старик, величественно выступавший впереди каравана, был спокоен, и, наверное, никто, кроме жены, не понимал, как темно сейчас, у него на душе. Думал ли он, четыре дня назад уезжая от свата, что встречать караваи с невесткой выйдет одна дочка. А его сыновья, его орлы
Когда Нокер сказал о повестках, Анкар-ага с внезапной болью подумал: трусит сын и вспылил. Возмущенный, разгневанный, он сразу не вник в смысл этого беспощадного слова «война». Да и войны бывают разные: может, там пограничный спор, столкновение Но когда Нокер подбежал к брату, а затем вскочил на копя, Анкар-ага вдруг постиг происходящее. Он смотрел вслед младшему сыну, и губы у него дрожали.