Потерпи, Солтанджамал, напишет.
Устала я терпеть. Скажи, бывает так: человек жив, а писем от него нет?
Не знаю, откровенно признался я. Если твой муж жив-здоров, нашел бы время черкнуть две строки.
Да если и ранен, из госпиталей тоже письма приходят всегда есть люди, которых можно попросить. Не знаю, что тебе сказать, Солтанджамал, сам удивляюсь.
Она опять вздохнула. И вдруг меня осенило:
Слушай! А может, он на такой службе, что оттуда и писать нельзя?! Разведчик или партизан! Очень даже просто!
Солтанджамал только махнула рукой. Но по тому, как быстро поднялась она с кошмы, как легки стали вдруг ее движения, я почувствовал, что у нее все-таки отлегло от сердца. Я смотрел ей вслед, и очень хотелось, чтоб все было так, как я сказал. Ведь бывает
Я задремал. Разбудили женские голоса, среди них я сразу различил мамин. Значит, вернулась. Вчера ее и еще одну женщину послали на колодец Ганлы «для обмена опытом и насчет соревнования» так выразился на собрании Поллык-ага.
Первым делом мама передала мне привет от Анкара-ага: женщины останавливались у него на ночевку.
Ну как он, от Паши с Юрдаманом что слышно?
Говорит, писем не было.
Я спросил о соревновании, мама покачала головой:
Какое там соревнование. Одно у всех на уме переселение. Говорят, как вернемся с кочевья, переселять будут
Анкар-ага сказал?
Об этом он молчит. Но видно, что думы у него тяжелые. И Дурсун сама не своя Зато Кейик с Кейкер щебечут, как воробьи!.. Мама сердито нахмурилась. Словно на свадьбу ехать, а не навек в чужие места!
Я пожал плечами:
Возьмем да и переселимся; на реке хорошо.
Эх, сынок, сынок! Легко сказать переселимся. Ничего-то вы, молодые, не понимаете. Она тихо пошла к очагу.
Глава двадцатая
После пленума к Санджарову зашел Шаклычев, которому предстояло заменить его в райисполкоме. Шаклычева, заведующего районо, Санджаров видел часто, но теперь, после назначения, особенно внимательно приглядывался к этому подтянутому человеку. Завтра им вместе ехать в Учоюк проводить перевыборы председателя и готовить людей к переселению.
Товарищ Санджаров, хочу спросить вас Шаклычев замялся, взял зачем-то коробку «Казбека», лежавшую на столе, и сразу же, словно прикоснулся к чему-то поганому, положил на место. Не люблю,
с обычной своей непосредственностью объяснил Шаклычев, лицо его осветила доверчивая улыбка. Из развлечений не люблю папирос, из людей демагогов.
Многозначительно сказано. Что же вы имеете в виду?
Вот хотя бы историю с Довлихановым.
Какую историю?
Вы говорили на пленуме, да я и сам это понимаю, что переселение важнейшая наша хозяйственно-политическая задача и решение ее требует от руководителей большого такта. А Довлиханов допустил грубость, в какой-то мере подорвал доверие к райкому. Неужели вы считаете правильным рекомендовать колхозникам того, кто не умеет или не желает уважительно говорить с людьми? Тем самым колхозникам, которых он так обидел, что они пожаловались правительству. Зачем это нужно?
А чтоб Довлиханов научился разговаривать с людьми, уважать колхозников. Его там живо в чувство приведут. Председатель в Учоюке слабый, за отцовские заслуги выдвинут. Фактически колхозом руководят старики, такие, как Анкар-ага.
Знаю его. Шаклычев усмехнулся. Я у Паши в гостях бывал, познакомились. Занятный старик
Занятный? Мало ты его, видно, знаешь. Завтра поедем в пески, там поймешь, почему решили послать в Учоюк Довлиханова.
Они добрались до колодца Ганлы во второй половине дня, спешились возле кибитки Анкара-ага. Кроме Кейкер, дома никого не оказалось.
Здравствуй, дочка, сказал Санджаров, отвечая на приветствие девушки. Чаю нам дашь или сначала за отцом сходишь?
И чаю дам, и за отцом схожу, бойко ответила Кейкер и потупилась, смущенная своей смелостью.
В восьмикрылой кибитке было довольно просторно, хотя скарба домашнего у Анкара-ага хватало. Во всем заметна крепкая хозяйская рука.
Чайку бы неплохо мечтательно произнес Шаклычев, передавая Довлиханову протянутую Саиджаровым подушку. Да и в том кувшине, что завернут в кошму, неплохой, наверное, напиток
Не торопись, Шаклычев, рассмеялся Санджаров. В этой кибитке есть чем угостить путников. Наберись терпения. Ложись, отдыхай бери пример с Довлиханова.
Довлиханов старался держаться непринужденно, но Санджаров остро чувствовал, как тот внутренне напряжен, как не по себе сейчас этому самоуверенному человеку.
Снаружи послышалось предупреждающее покашливание, и Анкар-ага открыл дверь. Он подошел к гостям, с каждым поздоровался за руку, потом прошел в задний угол, туда, где сложена посуда, и скромно примостился там.
Что это ты где пристроился? насмешливо спросил Санджаров. В старцы древние записался?
Анкар-ага улыбнулся, перебирая бороду крупными гибкими пальцами. Ответил не сразу:
Знаешь, Санджар Политик, у ребенка сила в ногах бегает, скачет, резвится; у юноши важней всего стан стройный, красавицам по вкусу. А на старости лет прелесть жизни во рту. Поесть да с людьми потолковать вот и все наши радости.
Будто уж больше ни на что и не способен? Санджарову не терпелось сказать, что человек, за одну ночь добравшийся до Ашхабада, не вправе жаловаться на старость, но стесняло присутствие Довлиханова.